Проверок никогда не бывает слишком много, когда на кону мир.
— Будь рядом. Если система стрельнет, выруби изнутри, — бросил я, не отрывая взгляда от арки ворот.
— Есть, — ответил он и добавил почти шёпотом: — Я пригляжу за гвардейцами. Ни одна сволочь не нажмёт кнопку, командир.
Толпа уже собиралась. За барьерами стояли женщины, держащие детей за руки, юнцы с горящими глазами, старики на костылях. Стража пыталась удерживать порядок, но взгляд каждого был прикован к дальнему краю — туда, где вилась дорога из Диких земель. Туда, откуда должны были прийти Ноктианцы.
И они пришли.
Длинные, рваные, будто вырванные из иного мира. Потом появился Пергий. Высокий, прямой, с чёрными бронированными пластинами на теле. За ним шагали пятеро Солдат — в одном ритме, словно сама тьма маршировала под музыку, которую слышали только они.
Кто-то ахнул, кто-то схватился за защитный амулет. Один старик плюнул в землю и было отвернулся, но любопытство всё же взяло верх.
Я вышел навстречу Ноктианцам. Мои шаги звучали в тишине особенно чётко. Позади меня двигался строй Лунных стражей — тех, кто уже смотрел в глаза этим существам. Я выбрал их не по формальным признакам. Всё, что случилось в Элуне, оставило на людях особую метку. И этим людям теперь было гораздо сложнее ненавидеть тех, с кем они дрались бок о бок против гибридов.
Солнцерождённые, выставленные по флангам, держались с показной удалью. Кто-то даже усмехнулся. Один из них, мальчишка с нашивкой младшего патрульного, так лихо выкинул вперёд руку с факелом, что едва не выронил его — прямиком на отключённую рамку.
Я молча поймал его за запястье. Сжал крепко, ровно настолько, чтобы он понял.
— Сегодня без провокаций, — произнёс я тихо. — Ты меня понял?
Он сглотнул. Рядом кто-то хмыкнул, но больше никто не пошевелился. Пламя факела плясало между нами, отбрасывая на его лицо странную смесь мальчишеского испуга и взрослой бравады. Типичный юнец.
Пергий подошёл почти вплотную. Мы кивнули друг другу без слов. В его взгляде была привычная хищная сосредоточенность. Солдаты за его спиной не оглядывались по сторонам, не реагировали на шёпот, на страх, на ярость в глазах горожан. Они были как из воронёной стали: чёрные, гладкие, холодные.
— Всё готово, — сказал я, не повышая голоса. — Рамки отключены. Проход — прямо по центральной улице.
«Как прикажешь, повелитель», — отозвался Пергий.
— Тогда вперёд, — кивнул я.
Мы вошли в город.
В этот момент Альбигор словно перестал дышать. Дорогу огородили, но за этими ограждениями на обочинах собралось полно народу. Все они молча смотрели на чудовищ из Диких земель, впервые появившихся в городе.
Я не оборачивался. Слышал, как кто-то всхлипнул. Кто-то ругнулся. Но никто не посмел двинуться вперёд. Ни одного камня, ни одного плевка. Только страх — густой, вязкий. И любопытство.
На балконах за процессией наблюдала аристократия в шелках и мехах, внизу — народ в простых плащах. Ряды гвардейцев стояли вдоль тротуаров, будто ждали сигнала. Стоит Ноктианцу оступиться — и всё пойдёт прахом.
— Напоминаю, — бросил я через плечо Пергию, — вы выглядите как герои ночного кошмара, но за столько лет всё же сохранили человечность. Лучше, если горожане увидят это сами. Помнишь, о чём мы договаривались?
Он не ответил, только кивнул. Пергий вообще был не из тех, кто распыляется на слова. А тишина всё сильнее давила на уши. Та самая, что предшествует буре.
И именно в этот момент один из Солдат Ноктианцев вдруг отклонился от строя, шагнул к краю дороги и… сорвал с клумбы яркий цветок. Потом он повернулся, шагнул к толпе — и протянул цветок девочке.
Девчонке было лет шесть, не больше. Тоненькая, в вышитой узорами кофте. Слишком большая косынка сползала ей на уши.
Мать, стоявшая рядом, вскрикнула. Не громко, но так, будто её полоснули ножом. Она резко дёрнула ребёнка за руку и прижала к себе. Девочка запнулась, чуть не упала. И замерла.
Молчание повисло над улицей Один из Лунных стражей напрягся, я уловил движение краем глаза. Пергий тоже остановился. Солдат с цветком остался стоять, не шевелясь. Только протянутая чёрная рука — как чужая часть этого мира.
Я шагнул вперёд, готовясь вмешаться. Уже готовился вежливо отодвинуть Солдата и сказать что-то успокаивающее. Но в этот момент девочка вдруг рассмеялась.
Тот самый, детский смех — чистый, звонкий, без тени страха. Она вывернулась из рук матери, подошла вплотную — и взяла цветок. Ловко, словно репетировала. А потом — не торопясь — вставила его себе за ухо.