Неожиданно пленник дёрнулся так сильно, словно его ударили током. Я даже не успел удивиться — артефактные стяжки лопнули с противным металлическим визгом и отлетели на несколько шагов. Это было невозможно. Без подготовки, без ключа, без магического вмешательства они держали кого угодно, даже тварь. Но…
Он вскочил и налетел на меня, как зверь. Его пальцы впились в моё плечо, хватка — стальная, аж кости затрещали.
Из его руки вытянулся шип, длинный, как кинжал, покрытый темными прожилками, будто кусок застывшего Ноктиума, обёрнутый в плоть. Хрипя и безумно вращая глазами, пленник пытался направить его прямо мне в грудь.
Я рванулся в сторону, ударил его локтем в челюсть, но тот почти не шелохнулся. Шип скользнул по мне, оставив на одежде прореху.
— Ты мне куртку порвал, — прохрипел я. — Знал бы ты, сколько она стоила…
Но лаборант словно вообще меня не слышал. Не уверен, что он вообще хоть что-то соображал. Глаза побелели, кожа стала совсем бледной, и вырастающие из его тела шипы прорывали ткань его одеяния.
Я выпустил Тень.
Генерал Вырвался мгновенно — как всегда, когда запах смерти уже скребёт в горло. Возник, словно шагнул из другого измерения, схватил пленника за руку с шипом и дёрнул вниз. Тот заревел — звериным, нечеловеческим голосом. Мы оба повалились на каменный пол.
Я заломил ему другую руку за спину, обламывая шипы и упираясь коленом ему в позвоночник. Мышцы подо мной ходили, как канаты, он выгибался, рвался, пытался подняться — совсем не похоже на того задохлика, которого я вытащил из повозки. Удивительные метаморфозы. Никогда такого не видел.
— Лежать! — рявкнул я и вдавил его лицом в камень. — Хватит фокусов!
Но тут произошло нечто странное. Его тело резко стало нагреваться — так стремительно, словно я держал не человека, а раскалённый котёл. Кожа белотканника пошла тёмными пятнами, как ожогами, жилы на шее вздулись, вены почернели.
— Что за… — начал я, но не успел.
— Подними его! Быстро!
Салине была рядом уже в следующий миг. Она двигалась так быстро, что я едва уследил. Я поднял пленника, а в следующий миг Салине одним точным движением вонзила клинок прямо ему в сердце. Удар был холодный, как хирургический разрез — без тени сомнения.
Я отпрянул.
— Эй! — выдохнул я. — Я, конечно, за решительные меры, но не настолько!
Салине даже не ответила. В её руках мелькнул артефакт — она ткнула им в землю у тела. В тот же миг над пленником сомкнулся купол, прозрачный, но ощутимо тяжёлый.
— Назад, Ром! К стене!
И тут я понял, зачем.
Тело «лаборанта» начало вспучиваться. Он словно раздувался изнутри, кости трещали, кожа лопалась. Нагрев усиливался, воздух в подвале задрожал, как от перегретого металла.
— Он сейчас взорвётся, да?
— Ага, — спокойно сказала Салине. — Его накачали нестабильным Ноктиумом. Судя по всему, вели в организм капсулу в защитной оболочке. Но оболочка растворяется. Когда Ноктиум попадает в кровь — тело становится бомбой.
В этот момент пленник выгнулся дугой, рот раскрылся в беззвучном крике. И через мгновение — взрыв.
Рвануло от души. Внутри купола сверкнуло тёмное пламя, куски плоти и черноты ударили о барьеры, как птицы о стекло. Но купол выдержал.
Пол под нами содрогнулся, по каменной кладке побежали мелкие трещины. Когда всё стихло, остался только запах гари и чёрное пятно под куполом.
Я посмотрел на Салине.
— Убедительно, — сказал я сипло. — Только вот артефактные стяжки для него оказались, как бумажные верёвки. Хочешь сказать, это тоже фокус Белотканников?
Она мрачно кивнула.
— И не самый страшный из их арсенала. Если они занимаются врачеванием, не думай, что они безобидны. Теперь ты понимаешь, насколько они опасны.
Я выдохнул.
— Отлично. Значит, мы играем против тех, кто превращает людей в ходячие бомбы. Чудесно.
Я уставился на чёрное пятно внутри купола, где секунду назад был человек. Ну как человек — скорее сосуд, нашпигованный Ноктиумом, готовый взорваться при первом же удобном случае.
Салине смотрела на купол так, будто это была не импровизированная мясорубка, а очередная лабораторная пробирка. Её голос прозвучал ровно, почти без эмоций:
— Я слышала об этой технологии, но к ней меня не допустили. Насколько мне известно, они повторяли этот фокус, когда изучали воздействие нестабильного Ноктиума на организм. И впоследствии даже у Белотканников такие эксперименты были под запретом.
Я хмыкнул.
— Запреты существуют только для того, чтобы кто-то с особым рвением их нарушал. Магистр Виррен явно хочет защитить свой секретик.