Я улыбнулся.
— При личной встрече. Всё, что мне нужно от вас — это помочь её устроить…
Дом моды мадам Лесси напоминал маленький храм тщеславия.
Живые модели в роскошных платьях танцевали в витринах, свечи‑лампы под абажурами, ниши с манекенами, перья, стразы, тюки тканей… Внутри пахло мятой, пудрой и крахмалом. На улице шелестел дождь — едва слышный, как перешёптывание светской толпы на приёме.
Я вошёл, аккуратно придержав колокольчик над дверью. Дежурная помощница с ровным пробором подняла было глаза и улыбнулась, но увидела в моей руке символ Серого ордена — и кивком указала на боковой коридор.
Вот так просто, без лишних слов. Вместо символа у меня в руках была газета, но практика в психомагии делала своё дело. Это уже не просто иллюзия — это воздействие на разум.
Я срезал путь по темному коридору для сотрудников, шурша между рулонами ткани. Тень помогала, приглушая мои шаги, как опытная камеристка прикрывает хозяйку от любопытных глаз.
Я остановился у узкой двери, ведущей в примерочные. Здесь, у мадам Лесси, обслуживались богатейшие люди Альбигора. Для клиентов были оборудованы особые комнаты, где можно было неторопливо обсудить заказ, снять мерки и выбрать ткань наряда. Иные дамы могли провести в этой комнатке весь день.
Мне же была нудна одна конкретная.
Я остановился у двери и прислушался.
— Леди Альтен, прошу вас. Плечо держим, подбородок — выше, — ворковала портниха. — Вот так… Отлично.
— Это весьма неудобная поза. Долго ли ещё?
— Уверяю вас, осталось ещё немного…
Циллия. Я знал эту ноту лёгкого раздражения, когда ей приходилось стоять смирно. Циллия ненавидела часами стоять неподвижно, пока с неё снимали мерки и прикладывали ткани. «Птица в клетке», — как она сама однажды сказала. Но статус обязывал.
— Пока можете отдохнуть, леди Альтен, — сказала портниха. — Я принесу несколько отрезов тканей, чтобы помочь вам определиться с оттенком…
Дверь щёлкнула, когда портниха вышла из комнатки. Я отсчитал три удара сердца и вошёл с другой стороны.
Циллия стояла у высокого зеркала в светлом халате и сорочке на тонких бретелях. Плечи были оголены, кожа — как молоко. Золотые шпильки блестели в наспех убранных волосах, на полу валялись ошмётки бумаги и эскизы.
Я показался в зеркале.
— А‑а! — Коротко вскрикнула девушка и выбросила руку, словно хотела ударить хлыстом. В воздухе вспыхнул Блик: тонкий осколок солнца, готовый резануть.
— Не стоит, Цилли, — сказал я и показал ладони. — Это всего лишь я.
Искра погасла, как свеча от порыва ветра. Циллия резко развернулась ко мне и инстинктивно натынула халат на плечи. В огромных голубых глазах промелькнул сначала страх, потом узнавание, потом ярость.
— Ром, чтоб тебя! Ты… с ума сошёл? Как ты сюда попал?
— Успел неплохо узнать Альбигор и его людей. Что и тебе советую. Помогает.
Она прижала халат на груди, будто это был щит. Стояла прямо, с гордо вскинутым подбородком.
— Зачем ты явился?
— Уж точно не подглядывать и не помогать тебе с выбором фасона платья.
Я поднял над столиком свернутую свежую газету. Первая полоса сияла отполированными физиономиями: Доминус, как всегда, будто был отлит из чугуна, и Циллия — холодная, безупречная, чуть склонившая голову набок. На первой полосе красовался жирный заголовок: «Союз Света. Клан Солнцерождённых объявил о помолвке Доминуса и леди Циллии Альтен».
— Принимаешь поздравления? — спросил я, не удержавшись от лёгкой иронии.
Подбородок Циллии дрогнул. Она брезгливо взяла газетный лист двумя пальцами — как нечто мерзкое — и отложила на стол.
— Ты совсем с ума сошёл! — прошипела она. — Здесь везде глаза. В коридоре — уши. У меня за дверью сидят двое охранников…
— Сидят, ага, — кивнул я. — И считают пуговицы. Я им дал более увлекательное занятие.
— Проныра, — прошептала она, но это прозвучало как «спаситель», и ей стало неловко. — Зачем сюда-то заявился?
— Потому что обещал тебе помочь, — ответил я. — И потому, что пришло время. Если ты всё ещё хочешь избежать этого спектакля с замужеством за моим отцом.
Она дёрнула плечом и уставилась на меня.
— Хочу, — сказала она. — Видит Солнце, как хочу. Но я… я теперь как витрина: меня переставляют, протирают, охраняют. Отец и брат контролируют все мои шаги. Если я исчезну — меня найдут, вытащат за шиворот и…
— И заставят улыбаться на свадьбе, — закончил я. — Знаю.
Я подошёл ближе — ровно на ту дистанцию, где уже слышно дыхание. Слишком близко — для приличий; достаточно, чтобы почувствовать, как ей было холодно, несмотря на согревающие лампы.