Впереди потянулись галереи — прохладные, с высокими сводами. И здесь было оживлённо так, будто кто-то попытался превратить ночь в день.
Мимо нас торопливо прошагал писарь с артефактным пером и планшетом. Он катил за собой тележку с какими-то ящиками — явно документы или почта. Навстречу строем прошёл небольшой отряд рекрутов — они отсалютовали нам.
У очередного поворота нас встретили двое из внутренней стражи. Их форма отличалась от нашей — меньше блеска, больше смысла. На рукавах — знак допуска в жилые покои. Они перекрыли проход, и один поднял ладонь, прося нас остановиться. Я обернул на них шлем, позволяя Гиллию говорить.
— Внутренний эскорт, — произнёс он. — Для охраны Леди Циллии по приказу моего отца.
— Пройдите через рамки, почтенные.
Внутренние расступлись, давая нам дорогу.
Стражник провёл ладонью по глифам на панели управления, как музыкант по клавишам, и рамка ответила низким гулом — довольный зверь, которому принесли очередную кость.
— По одному, — кивнул охранник.
Воздух на три шага впереди стал пахнуть озоном и лекарственным спиртом; тонкая паутина из линий вспыхнула над металлом, вычерчивая схему клановых сигнатур. Солнце любит порядок, что ж. Я опустил голову, делая вид, что считаю швы на полу, и шагнул под артефакт.
Огонь ударил в меня сразу, без прелюдий. Не жар — раскалённая проволока, продёрнутая через вены. Перед глазами всё побелело. Не будь на мне старого клейма Солнцерождённых, рамка подняла бы тревогу. А так — просто едва не поджарила.
Я сжал челюсти так, что за ушами хрустнуло; внутри щёк пошёл вкус железа — укусил, чтобы мозг отвлёкся на знакомую боль.
— Чисто, — сказал охранник. — Прошу, почтенные.
Мы прошли дальше. Я проверил ментальные нити — держались.
Во дворце тоже было неспокойно — караулы удвоили. Неужели всё ради Циллии?
Наконец, мы добрались до апартаментов покойной Домины, где теперь держали Циллию. Дверь охраняли двое Солнечных рыцарей.
— Свободны, — распорядился Гиллий. — Мы займём пост.
Уговаривать не пришлось. Бойцы синхронно кивнули и зашагали в конец коридора.
Дверь в апартаменты Циллии была защищена печатями. Одна из них — артефактная, настроенная на особый ключ. Стоит просто её сорвать — и поднимется тревога. На откосах — тонкие линии контуров сигнализации, стилизованные под роспись. Красиво. И надёжно.
— Ключ есть? — спросил я у Гиллия.
— Конечно.
Он приложил пластину к печати — горизонтальная линия индикатора прошла на четверть, потом на половину, и, наконец — печать погасла. Гиллий осторожно открыл дверь.
Мы вошли. Перед нами возник ещё один короткий коридор, глушащий звук, как пуховая перина. Я слышал свое дыхание и стук сердца — боль, только что прошедшая рамку, пыталась дозреть в теле.
Не сейчас.
В предбаннике дремали две служанки — одинаковые чепчики, одинаковые позы, одинаковая выученная пустота на лицах. Люди-невидимки. Возможно, одна из них и сдала Циллию. Но разбираться, кто виноват, времени не было.
— Свободны, — велел Гиллий. — Возвращайтесь к себе до утра. Приказ отца.
Служанки поклонились и вышли. Больше в апартаментах никого не осталось. И лишь после этого я поднял забрало шлема.
Покои Домины казались неприлично дорогими — как помещение музея, где можно лишь смотреть, но прикоснуться рука не поднимется. Белые портьеры, перламутровые панели, золотая вязь на карнизах. В воздухе витал чуть горький запах снотворного, перебитый сладким дымом смол.
Циллия лежала на широкой кровати, как безвольная кукла. Дышала ровно, ресницы не трепетали.
Я подошел к изголовью кровати.
— Сколько снотворного ей дали?
Гиллий пожал плечами.
— Не знаю. Это делал лекарь.
Я коснулся пальцами виска Циллии — кожа прохладнаяа. На ключице — крошечный янтарный перелив под кожей: Блик не спал, он был загнан вглубь, но тихо пульсировал Она держалась, как могла. Пыталась сопротивляться.
Времени нет. Придётся будить жёстко.
Я вызвал Тень. Генерал навис над Циллией серой дымкой. Просто лёгкая атака — не навредить, а заставить Блик встать на защиту хозяйки. Генерал осторожно надавил ей на грудь, давая Блику почувствовать инородную силу.
Реакция пришла мгновенно. Под кожей Циллии вспыхнуло золото — тонкие искры, как солнечные зайчики. Вены на висках поймали перелив, пальцы дёрнулись, будто она вспомнила музыку. Из груди Циллии вырвался хриплый вдох. Глаза распахнулись — пустые в первый миг, затем вспыхнуло узнавание.
Она приоткрыла рот, чтобы вскрикнуть, но я накрыл её губы ладонью и наклонился:
— Тише, — сказал я. — Дыши. Это я. Пришёл за тобой.