У руин здания Совета стоял лес механизмов. Краны жужжали, перекидывая обугленные каменные глыбы. Рядом работали Ноктианцы — вместе с альбигорцами. Без конфликтов и споров — просто делали свою работу.
Мальчишка в замызганной куртке сунул Солдату глиняную кружку — вода плеснула на чёрные пальцы. Тот кивнул, но вернул кружку обратно — вода им не требовалась.
Лавочник выкатил бочку, раскрыл кран — струя ударила в медный таз. Старуха, присевшая на перевёрнутый ящик, чертила в воздухе знак благословения. Две девчонки на перекрёстке махали Ноктианцам ладошками. Те неуверенно подняли руки в ответ — от них редко чего-то ждали, кроме беды.
— Видишь? — тихо сказала Салине. — Оказалось, им есть что дать Городу.
— Я всегда видел, — отозвался я. — Просто некоторым надо было вколотить это в череп.
Повозка свернула к Храму Двух Ликов. Он поднимался над кварталом тёмным исполином. Вершины башен упирались в небо, над главным входом искрилась чёрно-белая мозаика Дня и Ночи. Лестницы были широкими, как улицы. По ним текла людская река — делегации, сопровождающие, стража, писари с ящиками, жрецы.
Внутри храм был неожиданно светел. Двойная статуя у алтаря — два профиля, слитые в один: День с открытыми глазами и Ночь с закрытыми. Между ними — тонкий клинок, в рукоять которого были вписаны обе вязи. Вдоль колоннад висели каменные гербы кланов.
Мы прошли в выделенную для нас ложу. На противоположных скамьях уже рассаживались делегации кланов. Пламенники — в строгих траурных повязках, Зелёные — с сухими ветвями в волосах, Серые — едва заметные среди теней. Опрятные Белотканники, и даже Золотые Весы на этот раз почти не носили золота.
В боковом проходе я заметил Пергия — он стоял прямо, как копьё, и кивал Герцогу. Позади него — Иридий и несколько Солдат. Но сегодня Ноктианцы пришли уже не как гости, а как часть города.
Вдоль нефов потянулся слабый ветерок — жрецы открыли верхние окна, и лунный свет лёг на статую так, что Ночь тоже приоткрыла глаза.
Из глубины храма донёсся чистый звон гонга. Звук был тонкий, прозрачный, как ледяная вода. Людская река застыла на полшага, головы повернулись к алтарю.
— Началось, — тихо сказала Салине. — Идём.
Я подошёл к Пергию, мы обменялись молчаливыми кивками и вместе двинулись к алтарю. Народ в рядах шевельнулся, шёпот пошёл волной, но не страха, а благоговейного ожидания. Несколько ребят на галерее даже попытались хлопать, но вспомнили, где находятся, и неловко спрятали руки под плащи.
С противоположной стороны навстречу нам вышли советники — те, кто выжил. Мы встретились у подножия статуй.
На плите уже лежали два комплекта: одинаковые бумаги договора, печать Совета и печать Ноктианцев, артефактные перья и чернильница с особой краской — написанное ею не разрушается временем.
Магистр Лакрет стоял сбоку и поправлял на штативе артефакт записи. Кристалл мерцал, выхватывая каждое наше движение. Эксперт поправил очки на переносице и сухо объявил:
— Господа, с вашего позволения проводится фиксация церемонии подписания мирного договора между народом Альбигора и народом Ноктианцев. Стороны готовы?
— Совет готов, — отозвался Занд Дейвор. Надо же, выжил.
«Ноктианцы готовы», — ответил Пергий в голове каждого из присутствующих.
Первыми свои подписи поставили советники. Следом поднялись мы с Пергием. Я взял артефактное перо, окунул в чернила и протянул Пергию.
— Всё это время я говорил от вашего имени. Но подпись на договоре должен поставить настоящий Ноктианец.
Пергий кивнул, немного неуклюже взял перо длинными черными пальцами и размашисто подписал оба документа. Я подал печать, которую сделали специально для Ноктианцев, и Пергий поставил оттиск.
Советники поставили свою печать, и Занд Дейвор обернулся ко мне.
— Делегат Ром…
Я покачал головой.
— Складывает с себя полномочия, — сказал я достаточно громко, и мои слова подхватило эхо. — Мир установлен. Отныне Ноктианцы получили место в Совете и смогут сами говорить за себя. Я для этого больше не нужен.
Гул прокатился по рядам, как внезапный ветер. Не тревожный — тёплый, живой. Салине рядом сжала губы: в её взгляде было и «наконец-то», и печаль человека, который долго держал чью-то руку и отпускает, потому что так правильно. Пергий чуть склонил голову — так, как склоняют её воины, принимая ответственность, и сделал шаг вперёд.