— И принять этого негодяя вам не помешали сведения, которые вы даже не имели надобности собирать, потому что они были вам известны? — спросил с иронической улыбкой капитан Грифитс.
— Вы, язычники, не понимаете и не можете понять высоких целей, стремясь к которым мы часто пренебрегаем мелочами, — сказал данит с презрением. — Принимая к себе этого человека, мы знали его, как знали и его поступки; но вместе с тем нам были известны его выходящие из ряда способности; это один из тех высокопросвещенных людей, которые не имеют почвы под собою; после целого ряда ошибок и неудач они бросаются в наши объятия, как в последнее убежище, а такого сорта люди драгоценны для нас; они держатся у нас ради совершенных ими преступлений и невозможности уйти от нас, так как за пределами нашего братства их ожидает неминуемая гибель. Этот дамоклов меч, вечно висящий над их головами, не только гарантирует нас в их беспрекословном повиновении, но и ручается нам в их совершенной преданности. Бывает, что эти люди пробуют сбросить с себя это иго, но каждый раз их планы на первом же шагу разбиваются вдребезги. Словом, мы часто пользуемся их замечательными познаниями и употребляем с пользой их силы, которые до сих пор служили только злу.
— Все это очень правдоподобно, но напрасно вы оправдываетесь в своих действиях, тогда как я этого от вас вовсе не требую, тем более что все это для меня далеко не интересно; не лучше ли нам возвратиться к предмету нашего разговора, Гарри Брауну, от которого мы слишком уж удалились.
— Это правда. Гарри Браун пробыл в нашем обществе около семи лет, в продолжение которых, надо отдать ему справедливость, он безукоризненно исполнял свои обязанности. За это время он ни разу не навлек на себя неудовольствия и не получил ни одного выговора; зато он скоро был произведен в святое и грозное достоинство данита; в Дезере все единодушно сознали справедливость этого повышения. Года два тому назад в Дезере прибыл один иностранец и остановился в квартире Гарри Брауна, где пробыл десять дней, в продолжение которых ни разу не выходил. Наконец, незнакомец, которого за все это время почти никто не видел, удалился из Дезере, и Гарри Браун проводил его довольно далеко. Это посещение показалось нам весьма подозрительным, тем более что с тех пор Гарри Браун сделался угрюмым, как никогда не был до того времени. После того он несколько раз получал письма, чего прежде также никогда не случалось, и каждый раз по получении письма он удалялся из Дезере, находясь в отсутствии довольно долго.
Месяца три тому назад он опять получил письмо и снова удалился из Дезере, но на этот раз уже не один, а в сопровождении нашего брата Гедеона Кильда; это всех нас очень удивило, так как эти два человека страшно ненавидели друг друга.
Несколько дней спустя я нашел страшно обезображенный труп несчастного Кильда, брошенный в овраг Волчьей Долины; этот овраг находится в стороне от дороги, и никто туда не заходит, даже краснокожие; остальное вам известно. Теперь мне остается только просить вас дать мне некоторые инструкции и сказать мне, думаете ли вы, что Гарри Браун находится в горах?
— Очень может быть. Я никогда не видел Гарри Брауна, но много слышал о нем; вот еще дней пятнадцать тому назад мне говорил о нем при свидании капитан Гедеон Кильд, которого я хорошо знаю.
— Вы видели Гедеона Кильда?
— Да, я видел его и прежде, но недавно, желая переговорить с вашим пророком относительно дел союзников Красной реки, я сообщил мои предложения Гедеону Кильду при последней моей с ним встрече, то есть при последнем его путешествии; но так как он не мог ничего взять на себя, то просил меня подождать до следующего нашего свидания, выразив при этом надежду, что дела наши устроятся согласно моему желанию и что пророк, вероятно, согласится назначить мне свидание, несмотря на ненависть, которую он, как говорят, питает к язычникам. Порешив таким образом дела, Кильд уехал в Юту, а я возвратился в республику Красной реки. Несколько дней тому назад мои передовые разъезды донесли мне, что отряд эмигрантов прибыл со стороны укрепления и расположился в недалеком расстоянии от моего лагеря, но я не придавал большого значения этой новости. Несколько дней спустя мой лейтенант услышал сигнал в равнине и тотчас же уведомил меня об этом; это был сигнал, условленный между мною и Гедеоном Кильдом. Меня в высшей степени удивило это обстоятельство, я никак не мог объяснить себе, почему Гедеон Кильд по возвращении своем из Юты не отдал мне отчета, как было между нами условленно, в деле, которое я ему поручил, зная, как важны для меня эти сведения. Кроме того, я никак не мог понять, каким образом он успел так скоро возвратиться.
— В самом деле, он не потерял напрасно времени, — сказал данит с иронией.
— Не знаю почему, но это быстрое возвращение и притом с той стороны, откуда я не ожидал капитана Кильда, породило в уме моем невольные сомнения, так что я решился тотчас же разъяснить себе все это. Я сел на лошадь и отправился на свидание: глазам моим, действительно, представился Гедеон Кильд, который сидел на перекрестке перед огнем и спокойно курил свою огромную фаянсовую трубку; я сел возле него, и разговор начался. Его голос показался мне слегка изменившимся, сам он как будто сделался немного выше, словом, мне показалось, что передо мною стоял двойник Гедеона Кильда, но призрак был слишком естествен. Между тем мои сомнения росли все более и более. Я, конечно, ожидал, что Кильд станет говорить мне о том, что он сделал в Дезере по моему делу, и передаст мне ответ пророка, но он ни слова не говорил мне об этом, как будто он совершенно забыл о поручении, которое взял на себя; вместо того он начал говорить мне о женщинах и детях, которых он привез, и предлагал мне купить их у него, при этом он ссылался на то, что будто бы я уже покупал у него прежде этот товар. Заметьте, что между мною и Кильдом никогда и речи не было о подобной покупке; он хорошо знал мое отвращение к этой бесчестной торговле.
— Гедеон Кильд, — перебил его данит, — без сомнения, говорил Гарри Брауну о том, что он намерен быть у вас, но так как он, вероятно, не хотел открыть ему цель этого свидания, то, чтобы удовлетворить его любопытство, он, наверно, сказал ему, что имеет в виду продать вам женщин и детей.
— Очень может быть, тем более что он был сведущ в этой человеколюбивой торговле, но мои сомнения увеличивались все более и более, так что я начал, наконец, подозревать какую-то низость, вследствие чего, несмотря на то, что от души презираю подобного рода спекуляцию, я согласился купить у него женщин и детей, и между нами начался постыдный торг. Он хотел тотчас же покончить наше дело, но я отказался от этого, и мы решили отложить нашу сделку до того времени, когда мы оба встретимся в местности, называемой Прыжок Лоси, находящейся в окрестностях реки Журдан.
— Я знаю эту местность, — заметил данит, — она находится отсюда на расстоянии двенадцати дней пути.
— Да, для каравана, который подвигается медленно и с большими предосторожностями, но в моем отряде есть превосходный скороход, который может пройти это расстояние не более как в три дня.
— Прекрасно! Но скажите, пожалуйста, с целью ли вы поставили подобное условие?
— Конечно! Я тотчас же отправил нарочного в Дезере, чтобы уведомить пророка обо всем происшедшем между мною и Гедеоном Кильдом, причем я просил его сообщить мне некоторые подробности относительно дела, в котором я ровно ничего не понимаю и под которым, быть может, кроется какое-нибудь преступление.
— Отлично! И вы сделали все это?
— Еще бы! В тот же вечер, тотчас же после отъезда мнимого Кильда, я послал в Дезере с письмом нарочного, который теперь должен быть уже на возвратном пути, словом, в Прыжке Лоси мы, наверно, застанем ответ от пророка.
— Браво! Дело идет как нельзя лучше! Обыскали ли вы вашего торговца?