Но тут Бутугин и вовсе взбесился.
— Вы, — кричит, — сопляк еще, хотя и с бородой! И жизни, к тому же, не знаете. А я…
И пошел, и пошел. Одним словом, все у него глобальные жулики и непроходимые проходимцы.
Так бы оно и оставалось по-прежнему, если бы не одно происшествие.
Приходит однажды Бутугин какой-то весь оживленный, радостный, а разрумянившиеся крупнопанельные щеки дрожат, как заливное в руках неопохмелившегося официанта.
Оглядел меня Бутугин презрительным взглядом, скривил губы, да вдруг как гаркнет:
— Посмотрите внимательно и скажите, кто стоит перед вами?
— Вы, — говорю, — стоите, Алексей Гаврилович, сотрудник учетного отдела.
— Не совсем точно, — поправляет меня Бутугин, — перед вами жертва возмутительного обмана и беспредельного жульничества!
— Не понимаю, — удивился я, — прошу уточнить.
— Все очень просто, — отвечает Бутугин. — Забежал я вчера после работы в магазин… Ну, большой такой гастроном на соседней улице… Обычно у прилавка там всегда очередь, а тут ни одного человека. Попросил я продавщицу отвесить мне триста граммов селедочного масла и пошел чек выбивать. В общем, на всю эту операцию пяти минут не потратил. Отдал продавщице чек, забрал свою покупку, пришел домой, прикинул на кухонных весах, гляжу, как и следовало ожидать, — моя доверчивость вышла мне боком. Ярко выраженный недовес. Вместо трехсот граммов всего двести пятьдесят.
— Надо было бы сейчас же вернуться в магазин и заявить директору, — сказал я.
Бутугин зловеще захохотал.
— Наивный вы человек. Сразу видно, современная молодежь. Только и умеете, что обниматься на улицах да бороду отращивать, а жизненной тонкости не освоили. Кому же я буду заявлять? Ведь это же торговые работники, они все на паях действуют и на недовесах капиталы наживают.
Через какой-нибудь час уже все служащие конторы знали о том, как ужасно обманули Бутугина. Кто ахал, кто охал, а были и такие, что выражали ему свое полное сочувствие.
Сказать откровенно, лично мне вся эта история с недовесом казалась не очень-то вероятной. И не только потому, что не верил я Бутугину. Была тут, признаться, причина сугубо личного характера. Звали эту «причину» Люся, а работала она продавцом в том самом магазине, где произошла вся эта масло-селедочная эпопея. И я решил выяснить — не запомнил ли Алексей Гаврилович, как выглядел продавец, отпускавший ему селедочное масло.
— Как не помнить, — сказал Бутугин, — блондинка, на вид ей лет двадцать, прическа как у мальчишки. И ресницы наклеенные до самых ноздрей. Обыкновенная современная пустышка.
Я даже обиделся.
— У нее свои ресницы, — возразил я Бутугину, — и вовсе не до ноздрей. К тому же она совсем не пустышка, а заочная студентка института торговли.
— Так вот почему вы меня за выяснениями в магазин посылали! — обрадовался Бутугин. — Все ясно! Значит, эта самая мошенница — ваша возлюбленная!
Разговор этот происходил после работы у гардеробной стойки. Народу собралось человек десять, и все ждут, что дальше: смолчу я или не смолчу. А я стою бледный, как чай в нашем буфете, и чувствую, что вот-вот потеряю свою моральную устойчивость, двину его кулаком по физиономии и шлепнусь от позора прямо на бетонный пол.
Однако сдержался. Не двинул. Не шлепнулся. И свою моральную устойчивость сохранил в полном объеме.
— Прошу вас, — сказал я Бутугину, заикаясь от нервного расстройства, — прошу немедленно проследовать за мной!
Чтобы Алексей Гаврилович не сбежал, я попросил троих очкариков, моих друзей из проектного отдела, идти вместе с нами.
Первое, что мы увидели в магазине, было объявление, написанное крупными буквами:
«Гражданина, покупавшего 14 марта с. г. вечером селедочное масло, убедительно просят зайти к директору».
Я глянул за прилавок гастрономического отдела и Люси не увидел.
«Неужели уволили?» — подумал я, но потом успокоился, вспомнив, что по четным числам она работает во вторую смену.
— К директору так к директору, — с явным неудовольствием сказал Бутугин и под конвоем бравых проектировщиков нехотя вошел вслед за мной в кабинет директора магазина.
— Мы по поводу селедочного масла, — сказал я.
Директор легко поднялся со стула и каждому из нас пожал руку.
— Очень рад, очень рад… Что же вы, все пятеро покупали позавчера селедочное масло?
— Я покупал один, — сказал Бутугин, — это же чистое жульничество! Платил за триста граммов, а…