— Вам дали на пятьдесят граммов меньше, — договорил директор, не отрывая взгляда от Бутугина.
— Именно на пятьдесят граммов. У меня весы хоть небольшие, но точные… не то что у вас…
Бутугин хотел еще что-то сказать, но не успел. В кабинет вбежала запыхавшаяся Люся и, увидев меня, остановилась.
— А вот и «автор недовеса», — не скрывая иронии, представил Люсю директор, — а это, товарищ Глушакова, невольно обманутый вами покупатель и его сослуживцы.
— Вы уж простите меня, товарищ покупатель, — заговорила Люся, — произошло недоразумение. Кроме вас, один гражданин тоже селедочное масло покупал — двести пятьдесят граммов, а я возьми да перепутай пакетики… Через пять минут все выяснилось, но вы уже ушли. Я вас двое суток жду и не знаю, как найти…
— А кто честно работает, — снисходительно изрек Бутугин, — с тем никаких таких загадочных происшествий не случается, и совесть его спокойна.
— Значит, я, по-вашему, нечестная?
Она хотела еще что-то сказать, но, не найдя нужного слова, сжала губы, заплакала, и слезы залили ее покрасневшие от обиды щеки. Понятно, я очень жалел Люсю, и в то же время мне было приятно, что теперь уже все могли убедиться, что Бутугин говорил неправду и ресницы у нее свои, не наклеенные, а настоящие, и без всякой окраски.
Люся наскоро вытерла слезы, сбегала за прилавок и отдала масло Бутугину. Бутугин сунул масло в карман и сердито пробурчал:
— Честно работать надо, девушка! Нельзя жульничать! Нехорошо. Вот приучитесь воровать…
— А вы поосторожней, — предупредил директор, еще пристальней вглядываясь в лицо Бутугина. — Зачем же оскорблять человека? Она и так за свою невнимательность выговор получила. Надо, гражданин, выбирать слова.
Бутугин усмехнулся.
— Мне бояться нечего. Я человек честный, не как другие. Я на недовесы кооперативные квартиры не приобретаю. Мошенничеством не занимаюсь!
— Ну, это как сказать, — не сводя глаз с бутугинского лица, возразил директор, — плохо, видно, у вас с памятью? Не узнали меня? А я вас все-таки вспомнил: Бутугин ваша фамилия? Так ведь? Алексей Гаврилович, если не ошибаюсь?
— Допустим, что так, ну и что?
— Ай-ай-ай, — сокрушенно покачал головой директор. — Надо же! И все он, склероз проклятый. Неужели Федотова забыли? Всего-то ведь восемь годков прошло с тех пор, как я вас с должности освобождал… Вы тогда, Бутугин, крупным промтоварным магазином заведовали, помните? А я в Промторге кадрами занимался.
— Я сюда насчет недовеса пришел, — прохрипел Бутугин, — а вы какие-то мемуары разводите!
— Отрицаете, значит? — улыбаясь, сказал директор. — Ну да дело ваше. Не больно-то приятно вспоминать, как тебя за всякие темные делишки уволили, да еще с запрещением работать в торговле.
Услышав эти слова, всегда такой крикливый и самоуверенный Бутугин вдруг как-то сразу набряк и, не прощаясь, выскочил из директорского кабинета.
Это была моя последняя встреча с Бутугиным. На службе он больше не появился, а заявление с просьбой уволить его по собственному желанию прислал заказным письмом.
НЕРВЫ
Бросив взгляд на вошедшего гражданина, доктор без особого труда сразу же определил, что перед ним человек больной: расшатана нервная система.
«Как у него дрожат пальцы, — подумал доктор, — и пятна на лице явно неврогенного происхождения…»
Отодвинув в сторону высоченную стопу бумаги, исписанной за время приема, доктор предложил больному сесть.
— Что скажете? На какие болезни жалуетесь? — спросил он с профессиональной веселостью.
— Не знаю, как и сказать… — озираясь по сторонам, ответил гражданин. — Сам бы я вас, доктор, и не стал беспокоить, да все жена: иди, говорит, к специалисту по нервным болезням, а то потом будет поздно.
— Жена права… Болезнь запускать не надо. Особенно, если она на нервной почве! — протирая очки, наставительно произнес доктор. И, сразу же перейдя на сугубо деловой тон, спросил, пристально рассматривая зрачки больного: — Так что же с вами стряслось? Температурите? Болит где-нибудь? Как спите?
— Какой уж тут сон, если сидишь до самого утра и пишешь…
— А-а, — догадался доктор, — понимаю… Стихи сочиняете? Или, может, роман? Да не стесняйтесь, говорите, не вы первый, не вы последний. Некоторые больные на нервной почве даже пьесы пишут.
Пациент отрицательно покачал головой.
— Нет, к поэзии я не причастен, к прозе тоже…
— Так что же вы тогда пишете?
— Отзывы пишу, — ответил пациент и, словно вспомнив что-то очень и очень неприятное, с минуту помолчал и уже совсем тихо продолжил: — Вас интересует, доктор, какие именно отзывы?.. Да всякие, какие просят, такие и пишу…