Она перевернула картину и принялась вынимать ее из золоченой рамы.
– Что-нибудь нашли, Даллас? – спросила заглянувшая в комнату Пибоди.
– Пока не знаю. Что-то в этой картине… Хочу посмотреть, нет ли на обороте названия. Ну что такое?! – Картина никак не вынималась.
– Подождите, у меня есть нож. – Пибоди подошла к ней. – Надо поддеть вот здесь, тогда мы ничего не испортим. – Она аккуратно поддела бумагу ножом. – Я всегда помогала своей кузине вставлять картины в рамки. Рисовать она умела, а все остальное – нет. Ну вот, теперь можно…
– Стоп! – Ева заметила крохотный серебристый кружок и схватила Пибоди за руку. – Позовите Фини и Макнаба. Там «жучок».
Ева вытащила картину из рамы, посмотрела на подпись. Под именем Одри, внизу – это место закрывала рама, – был нарисован зеленый шемрок.
Глава 20
– Ловко придумано, – заметила Ева. Они с Пибоди мчались в машине к Лакшери Тауэрз. – Готова спорить, что Фини с Макнабом найдут у Соммерсета еще парочку ее картинок – причем с той же начинкой.
– А почему не сработала защита от «жучков»?
– Это выяснит Фини. Обнаружили что-нибудь интересное?
– Нет, мэм. Ей сорок семь лет, родилась в Коннектикуте. Училась в Джуллиарде, потом – три года в Сорбонне; два года прожила в поселении художников на станции «Рембрандт». Дает частные уроки, ведет студию в Культурном центре. В Нью-Йорке живет четыре года.
– Он наверняка изменил ее досье! Если выяснится, что она действительно из Коннектикута, обязуюсь съесть соломенную шляпу Фини. Проверьте всех женщин, связанных с теми шестерыми, кто убил Марлену. Выведите на монитор, чтобы я видела. Мне нужны только фотографии.
– Минутку.
Пибоди достала Евин диск и вставила в портативный компьютер. Ева краем глаза стала просматривать фотографию за фотографией.
– Нет. – Она мотала головой, давая Пибоди знак переходить к следующей. – Нет, черт подери. Но она должна быть там, я точно знаю… Подождите! Верните предыдущую.
– Мэри Патриция Калхун, – прочитала Пибоди. – Урожденная Макналли, вдова Лайама Калхуна. Проживает в Дублине, Ирландия. Художница. Ее номер в налоговой полиции не просрочен. Сорок шесть лет. Один сын, тоже Лайам, студент.
– У нее глаза, как у того мальчика с картины! Она, очевидно, сделала пластическую операцию. Теперь у нее нос тоньше и длиннее, подбородок меньше, но это она. Дайте на вторую половину экрана фотографию сына, Лайама Калхуна.
Появилась вторая фотография.
– Точно! Это тот самый, с картины. – Ева внимательно смотрела на парня. На фотографии он был старше, не такое ангельское выражение лица, но те же огромные ярко-зеленые глаза. – Вот ты и попался, ублюдок!
Швейцар, помнивший Евин первый визит, увидев их, побледнел. Ева только махнула рукой, и он отступил в сторону.
– Они, должно быть, планировали это много лет. И начала все Одри. – Ева вошла в лифт. – Парню было лет пять, не больше, когда умер его отец.
– Был в несознательном возрасте, – уточнила Пибоди.
– Вот именно. Но она ему все объяснила. Вооружила целью в жизни! Превратила в убийцу единственного сына… Возможно, у него были к этому склонности – наследственность как-никак, – и она это использовала. Она его подавляла – об этом говорила Мира. Властная женщина. Дала сыну религиозное воспитание, приучила к мысли о мести, прибавьте к этому хорошие мозги, способности к электронике – и вы получаете настоящее чудовище.
Ева положила руку на рукоятку пистолета и позвонила. Одри открыла дверь, неуверенно улыбаясь.
– Лейтенант? Мне казалось, мы договорились на завтрашнее утро. Неужели я снова перепутала время встречи?
– Нет. Планы изменились. – Она вошла в квартиру, загородив собой дверь, и огляделась. – Мы хотели бы задать вам несколько вопросив, Мэри Патриция Калхун.
Одри сверкнула глазами, но сказала спокойно:
– Прошу прощенья?
– Этот раунд за мной. Мы вас накрыли. Вас и вашего сыночка.
– Что вы сделали с Лайамом?!
Одри, ощерившись, как дикая кошка, кинулась на Еву, но она увернулась и схватила Одри рукой за горло. Она была намного ниже Евы, и держать ее труда не составляло.
– Слышите ирландскую напевность, Пибоди? Да, на Коннектикут не похоже. – Свободной рукой Ева полезла в карман за наручниками: – Звучит, как песня, а?
Ева защелкнула наручники, а Пибоди взяла Одри за локоть.
– Мне очень нравится.
– Мы с вами сейчас замечательно побеседуем, Мэри Пат, – сказала Ева. – Об убийствах, о расчлененке, о материнстве…
– Если ты причинила моему сыну хоть малейший вред, я вырву твое сердце!
– Если я причинила вред? – переспросила Ева ледяным тоном. – Это вы обрекли его! Еще тогда, когда впервые рассказали ему на ночь сказочку про месть. – Она отвернулась и вытащила рацию. – Майор, дело сдвинулось с мертвой точки. Я прошу ордер на обыск квартиры Одри Моррел. – Ева выдержала паузу. – Известной также под именем Мэри Патриция Калхун.
Логово Лайама оказалось за потайной дверью. Там стояла аппаратура, а также небольшой столик, покрытой скатертью из ирландского кружева. Над столиком висело золотое распятие, а под ним в окружении свечей стояла мраморная статуэтка Девы Марии. Мать и сын…
Хотела ли Одри, чтобы Лайам сравнивал их самих с этой парой? Святые, мученики. Богоматерь и дитя, принесенное в жертву.
– Он сидел здесь, разрабатывал план очередного убийства, а она, наверное, приносила ему сюда чай с бутербродами. Потом молилась вместе с ним – и посылала убивать.