В боку кололо, дыхание сбилось к черту уже давно, голова кружилась, а ноги подкашивались от усталости. Перед глазами плясали надоедливые черные точки, словно издевательски намекая, что еще пара минут и он просто рухнет за мертво прямо здесь. Паника скрутилась тугим жгутом в солнечном сплетении, перекрывая дыхание окончательно. Правда, совсем отчаяться парень не успел. На лестничной клетке очередного этажа внезапно обнаружился старый платяной шкаф, к которому он, моля капризную Фортуну хоть об одном коротком взгляде, сразу и кинулся.
Топот наверху резко стих, но протяжно и жалобно скрипнула дверца. Гончие, совершенно ослепленные азартом погони, всей толпой ринулись к несчастному предмету мебели, готовому рассыпаться в труху уже только из-за количества направленных на него взглядов. Стоявший ближе всех, рыжий, со шрамом через все лицо, дрожащими от восторга руками, резко открыл дверцы. Противно скрипнули петли.
Шкаф был пуст.
2017
Родинки
Из родинок на коже моего дорогого друга можно было составлять созвездия и целые галактики. Вселенная билась в такт его пульса, по венам бежал почти ласковый свет сверхновых. Практически все его знакомые только и делали, что отыскивали новые звезды, записывали координаты, улетали покорять космос, строить земные посольства и налаживать с аборигенами культурный обмен. Получив свою собственную звезду они больше уже не возвращались, напоминая о себе лишь редкими письмами. Честно говоря, здесь их никто и не ждал.
Мне же больше нравилось рисовать карты далеких и восхитительно прекрасных городов. В нашем мире они, конечно же, не существовали, но где-нибудь и когда-нибудь просто обязаны были быть. Ведь если есть карта, значит, должен быть и город.
И вот, нарисовав очередную карту на бледном предплечье, составив маршрут, чтобы все мостовые, и достопримечательности осмотреть, и с людьми обязательно познакомиться, зайти в лучшие кафешки и рестораны, собираюсь в путь. В этот момент я еще не знаю, какими они будут, понравимся ли мы друг другу, как примет меня загадочный город. Но дорога уже зовет, ложится под ноги, умоляет идти быстрее. И мне всегда так сложно ей отказать.
.
Схематичный узор из линий и точек замыкается под пальцами, вспыхивает на тонкой коже переплетением улиц. И исчезает, воплощенный в жизнь. Улыбаюсь счастливо, заглядываю в теплые глаза и, разглядев восторженные смешинки, целую чужое запястье. Все же, больше всего на свете люблю не находить новые места, не получать в дар, а показывать их тебе.
Вокруг шумит незнакомый город. Воздух пахнет свежей выпечкой, крепким кофе с кардамоном, цветочными духами местных девушек(или юношей?). Город радушно заключает нас в объятья, точно дорогих гостей. Мы его еще не видели, но уже бесконечно любим.
2017
Хранитель лесных троп
У того, кто хранит лесные тропы, руки холодные, а глаза зеленее первой весенней листвы. Темные волосы его вечно всклочены, в них путаются перья, мелкие веточки, резные листики, горький вишневый дым, обрывки историй и паутин. Голос тих, а речь его, одновременно родная и незнакомая, похожа на журчание мелких ручьев и пение ветра в густых кронах. Но чаще всего он говорит с миром знаками, а не словами.
Он ходит неспешно, вечно привставая на мыски и близоруко щурясь, разглядывает, что же там вдалеке. Что спряталось от его взора за буйной листвой, за густым туманом, среди колючих темных ветвей? Не поджидает ли там кто недобрый? Не оборвалась ли тропа, забытая и человеком, и зверем, и духом?
Хранитель всегда чувствует верное направление и обязательно выводит из лесной чащобы заплутавших детей и добрых волшебников. Указывает путь на юг потерявшимся в переменчивом осеннем ветре птицам, все ручьи приводит всегда к большой и быстрой реке, а той незаметно подсказывает, в какой стороне море. Он освобождает зверей из капканов, подталкивает искателей на самые интересные тропы, пусть они не всегда оказываются короткими и легкими, и частенько ведут не туда, куда те шли изначально. Но Хранитель в путях-дорогах разбирается лучше многих, также как в людях. С первых секунд знает, какой человек идеально подойдет той или иной его тропе.