— Я должна была расстаться с ним после первого же его жестокого обращения со мной, — дрогнувшим голо¬сом сказала Джулия. — Но я этого не сделала. Не вступи¬лась за свое достоинство, а дальше было только хуже.
— Ты не виновата.
— Я оставалась с ним. — пожала плечами Джулия. — Говорила себе, что когда-то он был заботлив и внимате¬лен, и цеплялась за эти воспоминания. Надеялась, что черная полоса в наших отношениях пройдет. Понимаю: тебе от моих слов может стать худо, но поверь мне, Габ¬риель, никто не смог бы презирать меня сильнее, чем я сама.
— Джулия! — Габриель лаже застонал. — У меня нет к тебе ни капли презрения. Что бы ты ни делала в про¬шлом. это не имеет значения. Никто не заслуживает по¬добного обращения. Ты слышишь меня? — Его глаза пы¬лали ярко-синим, опасным огнем.
Джулия закрыла лицо ладонями:
— Я хотела доставить тебе удовольствие. Но даже это¬го я толком сделать не могу.
Габриель нежно, но решительно отвел ее руки:
— Послушай меня. Поскольку мы любим друг друга, все, что происходит между нами, включая секс, — это дар. Не право, не обязанность, а дар. Теперь у тебя есть я. Так отпусти его.
— У меня в голове и сейчас звучит его голос, — при¬зналась Джулия, смахнув одинокую слезинку.
Габриель покачал головой и слегка поменял положе¬ние. Теперь они стояли под самыми струями, и вода ка¬тилась у них по плечам.
— Помнишь, что я говорил в своей лекции о ботти- челлиевской «Весне»? — (Джулия кивнула.) — Некото¬рые думают, будто «Весна» повествует о сексуальном про¬буждении. а часть картины — это аллегория сватовства и брака. Поначалу Флора — пугливая девственница. Ко¬гда она беременеет, то обретает покой.
— Я думала. Зефир изнасиловал ее.
— Так оно и есть, — сказал Габриель и стиснул зу¬бы. — Но потом он полюбил ее, женился на ней и пре¬вратил её в богиню цветов.
— Не слишком-то достойная аллегория для брака.
— Согласен. — Габриель прокашлялся.—Джулия, даже если твой прежний сексуальный опыт был травма¬тичным, ничто не мешает тебе сейчас вести полноценную сексуальную жизнь. Я хочу, чтобы ты знала: когда ты в моих объятиях — ты в безопасности. Ты не должна де¬лать то, что не доставляет удовольствия тебе самой. вклю¬чая оральный секс.
Габриель, одной рукой обняв ее за талию. смотрел, как горячая вода стекает по их телам вниз, расплескиваясь по плиткам пола.
— Мы спим вместе всего неделю. У нас впереди — це¬лая жизнь, чтобы познать разные способы любви.
Потом он молча и нежно намылил ей губкой шею и плечи. Затем губка двинулась вниз. Рука с губкой то и дело замирала, и он целовал ее там, где только что мыл.
Габриель вымыл ей поясницу и две ямочки, после которых начинались ягодицы. Вымыл обе ноги, одно¬временно массируя их внутренние стороны. Он вымыл и ступни.
Никогда еще с Джулией так не нянчились.
Габриель не обошел своим вниманием шею и ключи¬цы. Потом он мыл и ласкал ее груди, успевая водить губ¬кой и целовать каждую из них. С предельной осторожно¬стью он вымыл ей лоно. Его движения были не сексуаль¬ными, а исполненными благоговения. Направляя струи ладонью, Габриель смыл всю пену, застрявшую в завит¬ках лобковых волос, после чего стал целовать и там.
Когда ритуал омовения был закончен. Габриель обнял Джулию и поцеловал, словно робкий подросток. — про¬сто и целомудренно.
— Ты учишь меня любви. Наверное, и я тоже учу тебя тому же. Пусть мы оба несовершенны, но мы можем быть счастливы. Правда, любимая? — спросил он. вниматель¬но следя за ее глазами.
— Да, — торопливо ответила Джулия, глаза которой были полны слез.
Габриель крепко прижал ее к себе и уткнулся лицом ей в шею. А вода продолжала падать на них мягкими теп¬лыми струйками.
События минувшего вечера эмоционально истощили Джулию, и она проспала до полудня. Габриель был таким любящим и заботливым. Он отказался от орального сек¬са. а ведь она думала, что у мужчин это главная потреб¬ность, и вместо этого подарил ей… очищение от стыда. Иначе его ритуал не назовешь. Его любовь и приятие сде¬лали то, на что он рассчитывал: они преобразили Джулию.
Проснувшись, она почувствовала себя Легче, сильнее, счастливее. Память об унижениях, которым подвергал ее Саймон, была очень тяжкой ношей. Теперь, когда ее пле¬чи освободились от груза стыда. Джулия ощутила себя новым человеком.
Возможно, сравнивать её ощущения с ощущениями Христианина из нравоучительного трактата «Путешест¬вие Пилигрима в Небесную Страну» — это чистейшей во¬ды богохульство, но Джулия находила значительное сход¬ство между своим спасением и тем, что пережил главный герой трактата. Истина делает человека свободным, а лю¬бовь изгоняет страх.
Прожив на свете двадцать три года, Джулия и не по¬дозревала. каким вездесущим может быть милосердие. Габриель, считающий себя величайшим грешником, ока¬зался проводником милосердия. Это было частью боже¬ственной комедии — Божьим чувством юмора, являюще¬гося фундаментом внутренних процессов во вселенной. Грешники участвовали в искуплении других грешников; вера, надежда и милосердие торжествовали над невери¬ем, отчаянием и ненавистью, а Творец всего сущего смот¬рел и улыбался.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Габриель проснулся среди ночи — это была их последняя ночь в Умбрии — и обнаружил, что Джулии рядом нет. Он сонно протянул руку туда, где должна была лежать Джулианна, но наткнулся лишь на холодную простынь.
Габриель спустил ноги на пол и вздрогнул, когда его босые ступни коснулись холодного каменного пола. На¬тянув трусы-боксеры, он пошел вниз, на ходу приглажи¬вая взъерошенные волосы. В кухни горел свет, но Джу- лианны там не было. На столе стоял полупустой стакан с клюквенным соком. На тарелке лежали корочка сыра и корочка хлеба. Казалось, здесь вовсю пировала мышь, которую спугнуло неожиданное появление Габриеля.
Джулию он нашел спящей в мягком кресле у камина. Ее голова покоилась на подлокотнике. Во сне Джулия вы¬глядела моложе. Лицо было умиротворенным и бледным, лишь слегка розовели щеки и губы. Габриелю захотелось написать стихотворение о ее устах, и он преисполнился решимости осуществить свой замысел. Поза спящей Джу¬лии напомнила ему картину Фредерика Лейтона «Пы¬лающий июнь». Вся одежда его любимой состояла из кра¬сивой ночной сорочки цвета слоновой кости. Одна из тонких лямок сползла вниз, обнажив изящную округлость ее плеча.
Габриель не мог удержаться, чтобы не поцеловать эту восхитительно мягкую белую кожу. Он поцеловал плечо Джулии и присел рядом, нежно гладя ей волосы.
Джулия шевельнулась, открыла глаза, несколько раз моргнула и улыбнулась ему.
От ее неспешной, ласковой улыбки его сердце вспых¬нуло, дыхание участилось. Никогда ни к одной женщине
Габриель не испытывал таких чувств, и глубина их не пе¬реставала его удивлять.
— Доброе утро, — прошептал Габриель, откидывая волосы с се лица. — Как себя чувствуешь?
— Прекрасно.
— Представляешь, я проснулся, протянул руку, а тебя рядом нет. Я обеспокоился.
— Я спустилась в кухню перекусить.
Габриель сдвинул брови и осторожно коснулся рукой макушки её головы.
— Ты по-прежнему голодна?
— Да. но это любовный голод.
Габриель провел пальцем по вырезу се сорочки, слегка коснувшись грудей.
— Я не видел у тебя этого наряда.
— Купила для нашей первой ночи.
— Очень красивая. А почему тогда ее не надела?
— Я надела то, что ты купил мне во Флоренции. Про¬фессор Эмерсон, ваши вкусы в плане женского белья на удивление старомодны. В следующий раз ты купишь мне корсет.
— Я обязательно запомню и выберу подходящий, — засмеялся Габриель, целуя ее. — Но ты права. Мне нра¬вятся детали женского туалета, оставляющие простор для воображения. Это делает процесс раздевания куда более приятным. Но ты одинаково прекрасна в любой одежде и без нее.