— Кто-то брался оспаривать библейское повествова¬ние, утверждая, что плодом искушения в руках Евы бы¬ло не яблоко, а фанат. Отдавая дань уважения шедеврам Боттичелли, многие возражали, говоря, что фанат сим-волизирует кровь Христа, его страдания и его последую-щую новую жизнь после воскресения, для удобства моих рассуждений я назову фанат плодом, произраставшим в Эдемском саду. Мадонну — второй Евой, а Христа — вто¬рым Адамом. Через образ Мадонны Боттичелли будто вслушивается в образ первой Евы — архетипа женствен-ности, красоты и женского товарищества. Я осмелюсь пойти дальше и рискну утверждать, что Ева является так¬же идеалом женской дружбы, подругой Адама и. следова-тельно. идеалом филии — любви, проистекающей от друж-бы. Этот же идеал проявлен в дружбе между Марией и Иосифом.
У Габриеля запершило в горле. Он умолк и сделал не-сколько глотков воды. Сравнение Джулии с Евой в ка¬кой-то мере сделало его уязвимым, обнаженным, заста¬вило вспомнить вчерашний вечер, когда он протянул ей яблоко и обнимал под звездным небом.
Слушатели зашептались, недоумевая, почему вполне объяснимая пауза, необходимая лектору, чтобы освежить водой горло, превратилась в перерыв. Щеки Габриеля ста-новились все краснее. Он устремил взгляд на свою люби-мую, отчаянно нуждаясь в ее понимании.
Рубиновые губы Джулии ободряюще улыбнулись. Габ¬риель облегченно выдохнул.
— Муза Боттичелли — это святая, любовница и по¬друга. а не женщина с журнальной картинки и не жен¬щина из фантазий подростка. Она реальна, сложна для понимания и способна без конца удивлять и очаровывать нас. Это женщина, которой поклоняются. Уверен, вам известна точность греческого языка, позволяющая более четко различать виды любви. Интересующихся отсылаю к современному изложению этого вопроса, которое вы найдете в труде Клайва Льюиса «Четыре любви». — Габ-риель прочистил горло и наградил аудиторию улыбкой победителя. — И наконец, обратите внимание на карти¬ну. что находится слева от меня. Я говорю о «Весне». Ка¬залось бы, на этом полотне лицо боттичеллневской музы должно быть у центральной фигуры. Но взгляните на ли¬цо Флоры в правой части картины. Мы вновь замечаем сходство с лицами Беатриче, Венеры и Богоматери. Уди¬вительно и то, что Флора на этом полотне изображена дважды. Если вы переведете взгляд с центральной части произведения вправо, то увидите беременную Флору, но¬сящую в себе дитя Зефира. Зефира мы видим в нравом уг¬лу, где он резвится среди апельсиновых деревьев с ннм- фой-девственницей — вторым изображением Флоры. На се лице ясно читается сфах. Она стремится вырваться из рук своего будущею возлюблен нога и в ужасе оглядыва¬ется на него. Однако впоследствии, уже будучи беремен¬ной. она выглядит умиротворенной. Страх на ее лице сме¬няется чувством удовлетворенности.
Джулия покраснела, вспомнив, как заботливо минув¬шей ночью обращался с нею Габриель. Он был нежным и мягким. Находясь в его объятиях, она чувствовала себя богиней, которой поклоняются. Вспомнив миф о Флоре и Зефире, Джулия невольно вздрогнула, пожелав, чтобы все влюбленные мужчины относились к своим возлюб- леиным-девственнииам как Габриель.
— Флора символизирует собой высшую стадию те-лесной любви, проявившейся в материнстве. Она служит идеалом сторге — семейной, родственной любви. Любви матери к своему ребенку, любви между мужчиной и жен-щиной. которых связывает не только секс и стремление к наслаждению, но и брачные узы.
Никто, кроме Джулии, не заметил, как побелели кос¬тяшки пальцев на руках Габриеля, вцепившихся в край кафедры. Никто, кроме Джулии, не уловил легкого дро¬жания в его голосе, когда он произносил слова «бере¬менная» и «материнство».
Габриель сдвинул брови и, чтобы успокоиться, стал пролистывать свои тезисы. Джулия почувствовала, на-сколько беззащитен он сейчас, и с трудом удержалась, чтобы не подойти и не обнять его. Желая его ободрить, она начала слегка постукивать по высокому оранжевому каблуку своей туфли.
Габриель уловил ее жест. Он с заметным трудом про¬глотил комок в горле и продолжил лекцию:
— В ранних работах, посвященных «Весне», утверж-дается, что Флора имеет сходство с прекрасной Симонет- той, музой Боттичелли. Если это утверждение справедли¬во, то мы можем его расширить и сказать, что Симонетта вдохновила художника на написание Беатриче. Венеры и Марии, ибо все четыре женских персонажа имеют схожие лица. Итак, лицо одной женщины — Симонетты — вдох-новило художника на создание символов агапе, эроса, филии и сторге. Иными словами, можно было бы утверж-дать, что в своей возлюбленной и музе Боттичелли видит все четыре типа любви и четыре женских идеала: святая. любовница, подруга и супруга. Завершая свою лекцию,
я невольно возвращаюсь к образу той, с кого мы нача¬ли, — к образу Беатриче. Отнюдь не случайно, что зри¬мое воплощение образа главной героини литературного шедевра Данте обрело у Боттичелли черты Симонстты. Столкнувшись с такой красотой и такой добродетелью, какой мужчина не захочет, чтобы эта женщина оставалась с ним не временно, а навсегда? — Габриель серьезно и за¬думчиво посмотрел на собравшихся. — А закончу я свою лекцию словами Поэта: «Ныне явлено блаженство ваше». Благодарю за внимание.
Аудитория горячо зааплодировала. Джулия смахнула слезы. Ее переполняли чувства.
Кафедру вновь занял dottorc Витали. Итальянец рас¬сыпался в благодарностях профессору Эмерсону за столь познавательную лекцию. Небольшая группа местных по¬литиков преподнесла Габриелю подарки, в числе которых был медальон с панорамой Флоренции.
Джулия не торопилась вставать, надеясь, что Габриель к ней подойдет. Но его плотно обступили слушатели, в числе которых было и несколько въедливых искусство¬ведов.
Еще бы! Ведь они посчитали откровенной наглостью, что какой-то профессор литературы взялся рассуждать об истинных бриллиантах в короне Галереи Уффици.
Потом ей все же пришлось встать. Джулия побрела сле¬дом. слушая, как журналисты забрасывают Габриеля во¬просами. Она поймала его взгляд, и Габриель улыбнулся ей натянутой, извиняющейся улыбкой, после чего им за¬нялись фотографы.
Раздосадованная, Джулия бродила по соседним за¬лам, восхищаясь знаменитыми картинами, пока не ока¬залась возле своего любимого «Благовещения» Леонардо да Винчи. Она стояла близко, даже очень близко к карти¬не, разглядывая тщательно прорисованную мраморную колонну, когда рядом с нею мужской голос спросил по- итальянски:
— Вам нравится эта картина?
Джулия подняла голову, взглянув в глаза черноволосо¬го. смуглокожего мужчины. Ростом он был выше ее. но ненамного и довольно мускулистым. На нем был очень дорогой черный костюм с продетой в петлицу красной розой. Джулия узнала этого человека: на лекции он сидел позади нес.
— Да. очень нравится, — по-итальянски ответила она.
— Меня всегда восхищала у да Винчи глубина, кото¬рую он умел создавать на своих полотнах. Особенно зате¬нение и детали колонн.
Джулия улыбнулась, вновь поворачиваясь к картине.
— Именно это я и изучала, вместе с перьями на крыль¬ях ангела. Они бесподобны.
Мужчина поклонился:
— Позвольте представиться. Джузеппе Паччиани.
Джулия несколько оторопела. Фамилия была ей зна¬кома. Мужчина оказался однофамильцем человека, подо¬зреваемого в длинной цепи серийных убийств, совершен¬ных во Флоренции.
Похоже, се новый знакомый ждал, что она тоже пред¬ставится. поэтому повернуться и убежать было бы невеж¬ливо. хотя такое желание у нес было.
— Джулия Митчелл.
К се удивлению, вместо рукопожатия, мужчина взял се ладонь обеими руками и. не сводя с нее глаз, поцеловал.
— Вы очаровательны. Осмелюсь сказать, что своей красотой вы соперничаете с прекрасной Симонеттой. Особенно если вспомнить недавнюю лекцию.
Джулия отвернулась и быстро высвободила руку.
— Позвольте угостить вас вином.
Паччиани подозвал официанта, взяв у него с подноса два фужера. Он сам чокнулся и провозгласил тост за здо¬ровье.
Джулия потягивала игристое «Феррари спуманте». Ви¬но отвлекало ее от пристального взгляда Паччиани. В этом