Отринуть человечность было естественным для нее, ведь она воин, такой воин, с которым не сравнятся и целые армии — будучи бессмертной, Девятая сотворила множество вещей, которые безвозвратно изменили старый мир. Она всегда стремилась стать самой лучшей, идеальной подчиненной, и, пожалуй, она стала таковой, но теперь у нее не получается вспомнить что-то хорошее. Это чувство бесконечно ранило ее.
— Я прошла такой долгий путь, столько раз размышляя, что я могла бы вам сказать, если бы у нас было немного больше времени… и вот я здесь, перед вами, но слов у меня так и не нашлось.
Дом, в котором они сидели, внезапно вспыхнул, но никто из них даже не дернулся. В этот самый момент Девятая поняла, что пришло время прощаться — настал тот момент, когда это странное мгновение должно было закончиться.
— Тогда мы с твоим отцом будем ждать, когда подходящие слова появятся… — ее мать подняла голову, взглянув на распахнувшуюся входную дверь. — В нашем распоряжении целая вечность, Алиса… собственно, как и в твоем.
В дом ворвались двое солдат старого востока. Все было так же, как и тогда, в настоящем… Девятая хорошо запомнила этот день, — даже лучше, чем лица своих родителей. И как только они ворвались в комнату, Девятая продемонстрировала Фаусту не только свои умения, но и непомерную жестокость. Ненависть, таившуюся в ее сердце.
Она схватила одного из солдат за горло, подняв того над землей, и сразу после раздался громкий хруст, знаменовавший не что иное, как скоротечную кончину. Второй тут же набросился на Девятую, но она, в его случае, даже не стала прикасаться — всего лишь взмахом руки, она сначала вывернула его конечности в противоположные естеству стороны, а после метнула прямиком в стену, проломив несчастную избушку насквозь.
За первыми двумя ворвался и третий, и с ним Девятая обошлась не просто жестоко: она показала такой уровень, о каком Фауст даже не додумывался. Продолжая использовать телекинетическую магию, она так же использовала свою физическую силу, чтобы превратить нападающего в сферу, или же шар, в самом буквальном представлении.
Она сжала его так сильно, что он, вместе со своим доспехом, превратился в мясную фрикадельку, в нечто, что без конца истекало кровью, словно тряпка, которую выжимают изо всех сил. Бедолага умер в первые же секунды, но Девятая продолжала сжимать его тело, до тех пор, пока он не «взорвался», распластавшись по всей комнате.
— Мне нужно было сделать это и тогда, а не прятаться в страхе… — сжав и разжав кулаки, сказала Девятая. — Тогда вам бы не пришлось умереть.
Девятая напоминала Фаусту его самого, когда он смотрел на эту непомерную жестокость, но между ними была пропасть в виде того, что Фауст не осознавал себя, когда разрывал людей, будучи одержимым в совсем юные годы. Девятая же… вопреки всему, она наслаждалась этим процессом. То, что он видел перед собой, — это ее натура, ее желание.
И это пугало.
Избушка исчезла, сменяя декорации на величественные коридоры из белого камня, которые, тем не менее, были охвачены огнем и разрушениями. Единственная деталь, которая перенеслась из дома Девятой в эти коридоры, — это растерзанные тела солдат старого востока.
Это место все еще не было знакомо Фаусту, да и к людям старого востока он отношения не имеет, а значит, произошедшее ранее не послужило выходом из сновидения. Они все еще были заперты в сознании Девятой, и, возможно, им предстоит столкнуться с чем-то более ужасающим, нежели с грустью утраты.
— Алиса!
К ней обратилась девушка, находящаяся в явном отчаянии. И раз уж она произнесла ее имя, то логично было предположить, что это был друг, или, по крайней мере, знакомая Девятой. Вновь услышав свое настоящее имя, Зола уже не так оживилась, как в случае с родителями, но все же повернула голову в сторону бегущей к ним навстречу.
— Алиса, они проникли в замок, прорвали магический барьер! — срываясь на крик, выдавливала из себя девушка. — Винтер! Где Винтер, Алиса? Он…
Когда девушка упомянула Винтера, и без того еле заметная улыбка исчезла с лица Девятой. Но ее глаза ничуть не изменились — она все так же была сосредоточена на чем-то своем, на чем-то, что не касалось окружающих ее людей. Фауст понимал, что дальше так продолжаться не может, иначе она запреть себя здесь навсегда. Девятая была близка к тому, чтобы забыть о том, что происходящее вокруг лишь сон, не более.
Она слишком близка к тому, чтобы посчитать это за реальность.