Профессор привел их ко все такому же мраморному домику на улице, который, впрочем, выглядел снаружи более заброшенным, нежели остальные — даже свет внутри не горел. Внутри, конечно, было потеплее чем на улице, да и источник света все же был, но с гостиницей здесь было общего мало.
Одно лишь радовало — это когда-то был бар, определенно бар. Об этом свидетельствует, как ни странно, барная стойка, и добротное количество алкоголя на ней. И даже сам бармен! Худощавый парень в рубашке и жилете, которые явно были сшиты в императорской столице. Темные цвета с красной нитью, свойственные, в основном, лишь для Центра, да и забавная гвардейская шляпка была на месте, а значит, это точно был друг Эрвина, но также совершенно точно не местный бармен. Впрочем, прямо сейчас он искусно смешивал содержимое бутылок за стойкой, поэтому кто знает…
Потенциальный бармен не поздоровался с ними. Изначально им показалось, что он даже не обратил на них внимания, но голову тот все же ворочал, а значит заметил. Лишь когда Эрвин зашел в помещение и закрыл дверь, наложив магическую печать, чтобы ту никто не открыл, паренек за стойкой позволил себе выпустить шумный вздох, демонстрирующий недовольство. По всей видимости, его никто не предупреждал о том, что тут будут гости.
— И как? — вдруг спросил парень, когда Эрвин закончил с дверью.
— Никак. — Холодно ответил тот, хватаясь за ближайший стул, чтобы поставить его к одному из столиков.
Как настоящий джентльмен, Эрвин пригласил остальных присесть.
— Теперь, у нас есть некоторое время, чтобы поговорить. Андромеда, Фауст Эмбер… как же судьба занесла вас в этот чудесный город? Уж кому, так вам двоим тут точно не место.
— Мы ищем… друга, да… — неловко переплетая пальцы, ответила Андромеда.
И это даже была не ложь, они ведь и вправду этим и занимаются.
Но она все равно нервничала.
— И поиски у нас идут так себе, — добавил Фауст, присев рядом с Эрвином.
Неестественный ветер прошелся по всему помещению, чуть ли не задувая свет ламп. И, казалось бы, ничего особенного, так, сквозняк, но… ветер был не только чересчур холодным, но и абсолютно неестественным. Так называемый «бармен» потянулся к поясу — к револьверу, если быть точнее. Совсем скоро всем стало ясно, что это вовсе никакой не сквозняк с улицы.
Посреди комнаты, из ниоткуда, появилась девушка в золотистых доспехах — и она, кажется, вполне себе догадывалась, что ее сейчас будут атаковать без разговора. Выстрел произошел почти молниеносно, и без каких-либо сомнений со стороны стреляющего, но золотистый щит легко остановил пулю.
— Заряжай магические пули, мертвый император… — сказала девушка, остановившись на месте и выставив меч перед собой, демонстративно поддерживая свой щит. — Но знай, что за следующий выстрелом упадет твоя голова.
— Магические пули слишком дорого стоят, ты уж прости, — взведя затвор, он не постеснялся прицелиться в нее снова, но выстрелить так и не решился. — Итак…
— Пандора… — с небольшой каплей восхищения, и, с большей дозой недоверия, проговорила Андромеда. — Зачем?..
— Потому что вы все… — она указала на каждого присутствующего в комнате поочередно. — Все оказались в ужасной ситуации, в которой совершенно не ясно, что делать дальше…
— Красивые доспехи, не видел таких, — нахмурившись, сказал Эрвин, потянувшись к мечу на поясе и переглянувшись со своим другом, намекая на то, чтобы тот приготовился к худшему. — Или видел слишком уж давно.
— Паладинские. Прекрасные доспехи, правда? — будто поправляя его, заметила Пандора, подсев к ним за столик. — Все, что я хочу в данный момент — это помочь вам, Путешественник. Ведь так удачно что вы, все вы, желаете попасть в руины небес…
Кажется, наступила минутка неловкого молчания. Мертвый император, Путешественник… Пандора упомянула эти имена неспроста, и обращалась она явно не в пустоту, а к вполне конкретным людям, что были перед ней.
Мертвый император — вполне себе конкретное прозвище, и становилось очевидно, что за стойкой стоит никто иной, как Август Кайзер, в прошлом император Центра, разделяющий тяжкое бремя императрицы Авелины.
А вот с «Путешественником» оказалось немного сложнее. Сказать по правде, это даже прозвищем-то не назвать, ведь сколько путешественников в мире? Да сотни тысяч! Пандора не говорила о конкретном путешественнике… по крайней мере, так могло показаться. Но, тем не менее, все присутствующие в комнате, кроме Андромеды, поняли, кого она имела ввиду. И для Фауста это стало настоящим открытием, ведь ему и впрямь хотелось поговорить с одним конкретным путешественником, который, кажется, стоит сейчас перед ним.