Человек сегодня устал от себя... он устал от природы, он её не просто не понимает, но он её уже элементарно (именно на этом отрицательном уровне своего отказа он и дошел до элементарной частицы) отказывается понимать. Он уже ничего не видит в природе, несмотря на все "ученые" очки и микроскопы. Он буквально смотрит в пустоту, потому как сам человек сделался пустотой; ибо что человек, если не природа? Если природа - пустота, то: что есть человек, если не пустота? Но случившийся абсурд не желает осознавать свою абсурдность, свою пустоту. Они лучше утвердят: "Человек - это не природа, а природа - не человек!" - но это уже поистине смертельное горе! Так они проигрывают у себя в лабораториях сценарии...
Мужчина и Женщина - это одно Космическое Дело, освещенное светом Истины во имя достойного божественного плода - Правды. Европа должна будет умереть, если Правда ей не простит злободневных извращений.
193
Если хотите, то можно не обращать внимания на что угодно, но нельзя проходить мимо поэтов, если есть желание как бы допытаться до основ их современностей.
Только домыслитесь до поэмы Бхагавадгиты! Прочитав эту Вещь, думаешь себе: невероятное утверждение! это древо поистине высоко, а плоды его невероятно ценны!
Теперь допытайтесь до поэта "октябрьской метлы". По мнению поэта, "октябрьская метла" претендует на несение (внесение) чего-то небывало нового, на некий "конструктивизм" в "голом поле". Это своего рода модник. Он разоблачает модный Париж, и тут же заземляется в ещё более убийственную РСФСРную моду, слизанную не откуда-нибудь, а с Парижа!
Вот он как бы посвящает на смерть сотрудника (Есенина):
Вы ушли, как говорится, в мир иной.
Пустота, - летите, в звезды врезываясь...
Ни тебе аванса, ни пивной -
Трезвость.
Поистине трагичность в том, что и сам Маяковский наивно полагал, что пишет... на смерть Есенина, когда... писал для самого себя! примерно таким же образом отрезвленного со временем от несколько иной заразы. Нужно было бы в то время честному человеку прочесть несколько страниц хотя бы и прозой этого поэта, чтобы сказать ему тотчас в его уголовное лицо, что закончить вам точно так, как и вашей "октябрьской метле", такой тюремной метле... - самоубийством.
194 Что я могу?
Вопрос "что я могу?" - это центральный вопрос не только антропософии! Когда я сам себе впервые задал подобный вопрос, мне было где-то 20 лет, и я ни единого представления не имел о Ф. Ницше, Гете (истинном Гете), А. Белом, а уж тем более о Р. Штейнере. Так вот, в 19-20 лет я работал в одной известной авиакомпании. Летя из Красноярска (или откуда-то из другой Сибири), в самолете меня одернул незнакомец и, добросовестно не смотря мне в глаза, сообщил, что я зря, очень зря пошел работать в авиакомпанию, имея такие умные (он сказал) глаза. Я тогда тотчас спросил (это был мой самый глупый вопрос в жизни, включая в неё, естественно, детство; оставайся я ребенком, то до такого бы позорного вопроса я не созрел): куда же с такими глазами идут работать? Слава Богу, он не ответил. Ибо он, конечно, знал, что отвечать мне придется когда-нибудь самому. И, как выяснилось, очень скоро! В 21 год, весело уволившись, я приступил к ответу, начав с вопроса "что я могу?".
Но ни холостой карандаш, ни холостая музыка меня всецело не захватили; то есть я и сегодня не могу сказать, что я художник, как это вообще понимают. Я просто порядочно рисую. Некая сила меня буквально отталкивает от "мастерства". При этом я обладаю замечательной, и даже завидной, усидчивостью и терпением.
Тогда я потянулся, словно затенённое дерево, далее и далее... на Свет, я потянулся к Знанию (на тот момент это была "философия") и поэзии; "литература" для меня и сейчас не существует как истинный свет. Дни с этого момента превратились для меня во что-то моментальное, пять лет прошли за неделю. Что важно: философия для меня началась не с Греции, а с Индии. Грецию я толком и не заметил. Именно с Гималайских высот я разглядел этот немецкий гений, довольствующийся высотой в 6 тысяч футов над человеком... Тогда мне пришлось бесконечно возвысить, или даже отправить гулять в Космос, вопрос "что я могу?".
Мир в лице N. кричал во всеуслышание: Я всё могу! Но тогда Мир в лице N. задумался над самим собой и однажды сказал так: но тогда тебе стоит умереть! У Мира был один только шанс достойно выйти из этой замысловатой ситуации, в которую он сам себя и поставил: N. нужно было окончательно забыть N., осознать наконец себя Миром и отвечать дерзко и богохульно как Мир: Умереть? Но вот этого-то Я и не могу!