— Да что там такое происходит? — Хромосома выглянула в окно, явно ухватившись за возможность сменить тему. — Кажется, полиция. А до этого пожарные проехали. Неужели снова что-то горит в Сёнерхо? Там много домов с соломенными крышами. Правда, грозы ведь сегодня не было, и почему полиция…
— Руфь! — Я помахал ладонью у нее перед носом. — Пожар в Сёнерхо, а я-то здесь. Поговорите со мной, пожалуйста. Скажите, что вы знаете о моей семье?
Но момент был упущен. С какой стороны я ни подкатывал, тетка уперлась рогом. Ничего она с нашего кострища не забирала, а мои брат с сестрой погибли в аварии вместе с отцом. И все, точка. Только я не верил ей ни на грош. Хрен я теперь вообще кому на слово поверю. Вот фотография — это факт. Пинетка и мишка — тоже факты. Жаль, он не сказал ничего больше, кроме моего имени. Медведь, в смысле.
Руфь своей упертостью меня выбесила окончательно. Хотелось схватить ее тушку и трясти, пока из нее правда не выпадет, как монетка из копилки. Может, и до этого бы дошло, но у нее зазвонил домашний телефон. Вот чем Хромосома была похожа на маму: она тоже пользовалась этим пережитком прошлого.
Руфь усеменила в гостиную, откуда раздавались истошные трели. К разговору я не прислушивался. В тепле усталость внезапно навалилась гранитной плитой. Захотелось просто положить голову на скрещенные на столе руки и отключиться. Но мне помешали.
В кухне снова возникла Хромосома, нервно тиская завязанные на груди концы шали.
— Ноа, это был Клаус Расмуссен. Участковый. — Она остановилась у плиты, меряя меня на расстоянии тревожным взглядом. — Он сказал, это у вас в саду горит. Соседи увидели дым и вызвали пожарных. Еще он сказал, что хочет с тобой поговорить.
С меня в одно мгновение слетел весь сон. Ни хрена себе местная полиция работает! Как они вообще узнали, что я у Руфи? У них что, в машинах устройство, которое стены в домах просвечивает? Или у меня под кожу датчик джипиэс вшит?
— Ладно, — я поднялся на ноги, — тогда я пошел.
— Нет-нет, — замахала она на меня от плиты ладошками, — сиди тут. Он сам сейчас подъедет. Сказал тебе подождать.
И тут я заметил это. В глазах Руфи, во всей ее напряженной позе, в том, как цеплялись пальцы за шаль, сквозил страх. Она меня боялась.
Я медленно опустился на стул. Положил руки на колени.
— Может, тогда кофе?
6
Шеф Клаус поднес ко рту дымящуюся кружку с кофе, который сварила для нас Руфь, и шумно отхлебнул.
— Плохо выглядишь, парень. — Его глаза пропали за запотевшими стеклами очков.
Я посмотрел на свои черные руки.
— Это просто сажа. Я помыться не успел.
— Такое так просто не смоешь. — Полицейский поставил кружку на стол.
Я вскинул взгляд и встретился глазами с его — темно-карими и окруженными лучиками морщинок, уходящими в туманную дымку, отступившую к краю стекол.
— В смысле?
— Тебе повезло, что накануне шел сильный дождь, и все отсырело. Огонь мог перекинуться на дом. Или на живую изгородь. Хорошо, соседи заметили дым. Ты вообще в курсе, что сжигать мусор на участке запрещено? — Клаус снова исчез за кофейным туманом.
Я помотал головой. Вот же блин. Мама жгла себе нашу историю, жгла, и хоть бы хны. А я один раз старые тряпки подпалил — и пожалуйста, с полицией сижу объясняюсь. Что за несправедливость?
— Я обязан выписать тебе штраф. Ты ведь уже совершеннолетний. За свои поступки придется теперь отвечать самому. — Карие глаза опять возникли за стеклами в круглой оправе, взирая на меня скорее сочувственно, чем осуждающе. — Заплатить сможешь?
— Смогу. — Я подумал о том, что мама говорила о пенсии и страховке.
— Это хорошо, — кивнул полицейский. — Но я с тобой не о том хотел поговорить.
Он немного помолчал. Нагнал туману на очки.
— Я в дом к тебе заходил.
Я подобрался на стуле.
— Зачем? И… разве это законно? Ну, без ордера?
Его радужки выплыли из-за стекол сомиками и присосались к моему лицу.
— Дверь была открыта. Звонок не работал. На стук никто не реагировал. Оба велосипеда стояли под навесом. — Клаус слегка пожал плечами. — Я подумал, ты дома. И, принимая во внимание огонь и то, как выглядит ваш сад… — Он обхватил ладонями стоящую на столе кружку, побарабанил пальцами по керамическим стенкам. — В общем, у меня был повод для беспокойства.
Я отвел глаза.
Шеф невозмутимо продолжал: