Должен быть еще хотя бы один шаг, еще один вопрос, который я услышу, наконец пойму и, разумеется, откажусь. И тогда я не убью своих друзей в припадке безумия. И тогда я не превращусь в того, кем боялся стать. И тогда я не буду стоять на этой стене и не разрушу мир.
— Чтобы обрести настоящую силу мадонея, ты должен пойти еще на один шаг. Но твое тело стало телом настоящего мадонея. Поэтому теперь и ты заперт в этой тюрьме. Эти последние трещины порождены твоей слабостью, человеческими воспоминаниями, они исчезнут со временем. Когда путешествие завершится, — он пожал плечами, — у тебя появится сила, чтобы разрушить проклятую стену, или не появится. Но всегда остаются сны. — Горечь в его голосе вонзилась мне в живот раскаленным кинжалом.
— Он сказал, что я смогу выбирать при каждом шаге…
— …и ты выбирал. — Каспариан накинул плащ мне на плечи и бросил полотенце на дорожку. — Слуги принесут тебе в комнату горячую воду, когда ты наконец решишь прекратить это бессмысленное занятие.
Я упал лбом на камни. Может быть, их холод успокоит боль в голове. Каспариан, наверное, ушел от стены, ночь стала вдруг пустой, словно ветер и тьма поглотили все живое вокруг. Но когда я обхватил руками живот, у меня за спиной послышались слова, едва различимые в шуме дождя:
— Я рекомендую тебе выслушать совет, прежде чем ты откажешься от последнего шага.
Совет. Выслушал бы, если мог. Неужели существует кто-то, кто сможет выслушать, понять и сказать мне, что делать? Единственный совет, который приходил мне на ум, были мягкие упреки моего отца. Стыдно, Сейонн. Бесчестно поднимать руку на того, кто не может ответить тебе тем же. Неужели ты никогда не думал об этом? Но даже при этом горьком воспоминании слезы не приходили.
Когда бледное солнце поднялось в по-зимнему синем небе, я все еще стоял под стеной, не понимая и не зная ничего, кроме того, что лучше брошусь с башни Тиррад-Нора без крыльев, чем приму последний дар Ниеля. Больше никаких игр. Нет, я не винил его. Если бы он с самого начала сказал мне, что использование его заклятий и есть необходимые для моего превращения действия, я поступил бы точно так же.
Бесчестно использовать силу мадонея, разбираясь в человеческих проблемах. В этом мой самый тяжкий грех: верить, что сила и чистота намерений исправят несправедливости человеческого мира. «Твоя сила приведет тебя к падению» — так сказал мне мой демон. Так и получилось. Ниель говорил, что опасно сочетать силу мадонея с чувствами человека. Теперь я видел последствия подобного смешения. Я закутался в плащ и побрел от стены, говоря себе, что мне следует подготовиться к долгой жизни в Тиррад-Норе. Если единственный способ покинуть крепость — пойти по избранному мной пути до конца, лишиться остатков человеческого начала в себе, тогда я останусь здесь навсегда.
Как и обещал Каспариан, в комнате меня ждали чистая одежда и горячая ванна. Я провел в ней около часа, а потом лег в постель и заставил себя погрузиться в сон, в котором больше не нуждался.
Прошел целый день, прежде чем я позволил себе проснуться. Умывшись и надев приготовленную для меня одежду, я быстро зашагал по коридорам замка. Мне хотелось заставить кровь двигаться. День не обещал ничего хорошего. Ветреный. Серый. Я не собирался избегать Ниеля, но и не искал его. Мы и так скоро столкнемся с ним. Он знает, что произошло в Парассе и что я чувствую в этой связи. Его попытки утешить меня, когда я первый раз вернулся из путешествия расстроенным, были вполне искренними, он казался добрым и мудрым. Но теперь я не хотел его слушать, особенно если он начнет говорить мне о том, что подобные ошибки — закономерный результат моей привязанности к расе лжецов, что я слишком много отдаю тем, кто не заслуживает такой милости, что я унижаю себя. Невинные люди погибли от моей руки. Да будет проклята навеки душа дьявола, я убил друга.
Я обратил свои мысли на настоящее и будущее. Что значит быть не человеком, не рекконарре и не мадонеем? Я попытался создать простейшие заклинания, идя через двор с журчащими фонтанами: позвать ветер, зажечь свет, вызвать к жизни простейшую иллюзию. Но слова и заклинания, которые я изучил в Эззарии, куда-то исчезли. Они лежали во мне, как русла пересохших рек, сохраняя знакомые очертания, но не подавая признаков жизни. После постигшей меня неудачи я чувствовал себя таким же пустым, каким чувствовал себя во времена рабства. Способность к магии, которую я ощущал в себе с самого раннего детства, превратилась во что-то новое, остались светящиеся угольки, которые пульсировали и силились разгореться каждый раз, когда я распускал крылья. Прекрасно осознавая последствия, я подул на эти угли и снова попытался произнести заклинание… Через миг я ухватился за колонну, чтобы не упасть под ударами острых топоров, впивающихся в мое тело. Силы мадонея жили во мне, но были недоступны. По словам Ниеля, я должен получить в свое распоряжение собственную силу, когда превращение завершится, но он ничего не говорил о том, что может произойти, если я откажусь от последнего шага.
А что же стало с моей человеческой природой? Я вернулся в комнату, взял кинжал, который вместе с другим оружием каждое утро лежал у моей постели, и провел лезвием по левой руке. Я почти ничего не почувствовал. Кровь потекла из пореза, но скоро замедлила свой бег. К тому времени, когда я нашел полотенце, чтобы зажать рану, она почти затянулась. Значит, если я останусь таким, какой я теперь, то буду жить очень долго с громадными желаниями и невозможностью их осуществить. Опасное сочетание.