Её розовые соски напряжены, и я не могу не заметить дрожь, пробежавшую по её телу, когда мой взгляд поглощает её. Она стоит передо мной без стыда, гордо представляя себя такому негодяю, как я. Не знаю, делает ли это ее сумасшедшей или храброй. Потому что, глядя на неё вот так, я ощущаю, как каждая дикая потребность обладать ею усиливается в десятикратном размере.
— Эйс уедет без тебя, если вы не поторопитесь! — громкий голос Оуэна эхом разносится с лестницы, вырывая меня из моих греховных мыслей.
Я тяжело вздыхаю, неохотно протягивая Тейтум толстовку. Она будет слишком большой для неё, но достаточно хорошо скроет её фигуру. Я поворачиваюсь к ней спиной, когда она стягивает одежду через голову, открывая мне вид на ее идеальные сиськи. Я возвращаюсь к шкафу и достаю её сумку, которую спрятал ещё раньше. Я даже не успел её просмотреть, прежде чем заново знакомился с её влажной киской прошлой ночью.
Я поворачиваюсь как раз в тот момент, когда она стряхивает свои длинные фиолетовые волосы из-под толстовки. Она видит свою сумку и настороженно смотрит на нее, как будто думает, что я собираюсь скрыть это от нее. Не буду врать, мысль интригующая. Моё желание видеть её в безопасности от всего этого хаоса пробуждает во мне что-то варварское. Я бы предпочёл, чтобы она была здесь, привязанной к моей кровати, ожидающей, пока я решу все её проблемы.
Но мы оба знаем, что этого никогда не случится.
Я не влюблялся в какую-то покорную женщину, которая предпочитает, чтобы мужчина делал всю грязную работу. Нет, мой тупой зад влюбился в самую упрямую, решительную, высококлассную сучку, которую я когда-либо встречал.
Я подавляю каждый шовинистический импульс, бурлящий в моём теле, когда протягиваю ей сумку. Она не теряет времени даром, крепко схватив её, поворачивается к кровати и начинает рыться в ней. Звук, с которым она проверяет и готовит пистолет, заставляет меня вытянуть шею, чтобы посмотреть на неё.
Я не знаю, как я был настолько слеп, чтобы не заметить, насколько компетентной она была, когда мы впервые встретились. То, как она обращается с пистолетом, будто они лучшие друзья, заставляет меня думать, что я что-то упустил в первый раз. Конечно, тогда она никогда не показывала никаких признаков того, что она может быть кем-то большим, чем просто путешествующая журналистка. Но всё равно, можно было бы подумать, что я заметил бы что-то необычное.
Я вынужден оторвать взгляд от неё, отступая к двери. Я прочищаю горло, но она даже не смотрит на меня, засовывая пистолет под джинсы на пояснице.
— Встретимся внизу. Нужно поговорить с Эйсом, прежде чем вы уйдёте, — бормочу я. Единственный признак того, что она меня услышала, — это маленький кивок, когда она достаёт файл из сумки и прижимает его к груди. Будто боясь, что он исчезнет.
Я отворачиваюсь и заставляю себя выйти из комнаты, прежде чем сделаю что-то по-настоящему глупое. Например, запру её в комнате, пока сам займусь всеми опасными делами. Она никогда не простила бы мне, если бы я сделал что-то подобное.
Поэтому я быстро спускаюсь по лестнице, прежде чем мои первобытные инстинкты возьмут верх над моими действиями. Я не могу запереть её, пока решаю вопросы, которые могут её убить, но я могу поговорить с человеком, который поможет мне убедиться, что она останется жива в конце этого дня.
Я выхожу на лестничную площадку и сразу же вижу Эйса, стоящего рядом с Оуэном. Оба мужчины говорят приглушёнными голосами, пока их разговор не затихает, когда они замечают меня. Я не пропускаю того, как Оуэн делает шаг вперёд и встаёт между мной и Эйсом.
Мои губы подёргиваются от желания улыбнуться, и я киваю Оуэну. Поднимаю обе руки в знак капитуляции.
— Всё в порядке, — просто говорю я. Даю понять обоим мужчинам, что не собираюсь устраивать очередной приступ ярости.
Оуэн, похоже, видит, что я искренен, потому что кивает и отходит от Эйса. Его тяжелые ботинки гулко ударяют по деревянному полу, когда он исчезает в сторону своих покоев. Я провожаю его взглядом, пока он полностью не скрывается из виду, а затем поворачиваюсь к своему тихому брату.
Он смело держит мой взгляд, не сдаваясь и не отступая — это одна из его отличительных черт. Я внимательно осматриваю его. Легкие синяки на челюсти и покраснение вокруг носа — единственные признаки того, что мы дрались. Во всем остальном он выглядит совершенно нормально, за исключением того, что, кажется, бережет левую сторону ребер. Держу пари, если он снимет рубашку, можно будет увидеть следы моего удара.
Хотя я знаю, что он не принимает мои побои близко к сердцу, я всё равно ощущаю неумолимую потребность извиниться. Я засовываю одну руку в карман, а другой тру заднюю часть шеи. Убеждаюсь, что он смотрит мне прямо в глаза, прежде чем заговорить.
— Прости за вчерашний вечер. У меня нет оправданий, кроме того, что я придурок. Я дал волю гневу, и если бы это был не ты, я бы сорвался на ком-то другом, — пожимаю плечами, принося извинения. Эйс смотрит на меня, его выражение остается неизменным, пока он наблюдает за мной. После того, что кажется вечностью, он наконец кивает.
— Я понимаю, — это всё, что он говорит. Всё, что нужно сказать. Эйс никогда не был многословным, поэтому я никогда не ожидаю от него больше нескольких слов.
Я протягиваю ему руку, и он не раздумывая её пожимает. Мы оба быстро хлопаем друг друга по спине и так же быстро отстраняемся. И вот, мы снова в порядке.
Я вздыхаю, засовывая руки в карманы.
— Я знаю, что не имею права просить тебя об этом, но всё равно попрошу. Мне нужно, чтобы ты убедился, что с ней сегодня ничего не случится. — Я пытаюсь сделать глубокий вдох, но это мало помогает успокоить мои нервные переживания. — Я знаю, что она способна позаботиться о себе, просто... я не могу...