- Снег! Смотрите, снег!..
Голос был знакомый, но он вызвал в памяти Лолы не лицо и даже не силуэт, к которому могла бы потянуться ее одиноко блуждающая среди огней душа. Эхом памяти проплыли перед мысленным взором своды и витражи соборов, в которых она когда-то играла – дьявольский дар, служащий Господу, – и крохотные уютные гостиные с качающимися танцевальными полами и старыми поскрипывающими клавикордами. Лола видела концертные залы с рядами зрителей, уходящими во тьму, – сотни одурманенных музыкой пар глаз, поглощаемых вечностью.
Когда она начала играть? Это можно было вспомнить только, потянув за тонкую алую нитку, проходящую сквозь грудную клетку, сквозь самое сердце. Давно, очень давно – ее, полубезумную, больную, умирающую от голода городскую нищенку нашла Кристина. Бренди тогда уже был рядом с ней. Они приютили ее, выходили, вылечили. Но привести в чувства не могли очень долго – пока в один из дней Кристина не усадила ее за инструмент. Она сказала: «Играй. Я хочу, чтобы ты играла для меня». Лола не понимала, что от нее хотят, что ей нужно делать. Она – не понимала. Но понимало что-то другое внутри нее. И это что-то протянуло ее руки к инструменту. Так она начала играть, и рассудок постепенно вернулся к ней. Музыка – Кристина – вернула ей рассудок, и с тех пор Лола играла для Кристины. Но музыка требовала платы, и за единожды оказанную услугу она требовала платы постоянно, и однажды вернув рассудок, она забирала его снова и снова, едва Лола подходила к инструменту. Кристина тоже требовала платы. За единожды спасенную жизнь она требовала платы постоянно, и однажды подарив жизнь, она забирала ее снова и снова, едва Лола появлялась на свет. И Лола с готовностью отдавала им и рассудок, и жизнь. Будь у нее что-то еще, она отдала бы и это, и совсем не потому что была равнодушна к тому, что имеет, нет. Она умела это ценить. Но… Странно, но Лоле казалось, что для музыки ее рассудок важнее, чем для нее самой, и жизнь ее нужна Кристине больше, чем самой ей. Так было всегда. Но так было прежде. А теперь…
Можно ли сказать, что теперь все изменилось? Нет, наверное. Изменилось не все, только кое-что. Но это кое-что меняло все остальное. А изменения произошли такие: у Лолы появилась собственная сила. Она и раньше умела кое-что – умела, пожалуй, даже больше, чем многие. Но эта сила казалась принадлежащей не ей, а Кристине. Значит, Кристине эта сила и должна была служить. Теперь же – странное дело! – Лола думала, что сила, которая зиждется в ней, не ее, а Великого и Ужасного Сета. Но что с того? Она казалась своей, исконной. Более того: сила эта словно бы лежала на поверхности. А там, под ней, страшно шевелилось что-то огромное, пока еще дремлющее, и это самое принадлежало уже Лоле и только ей. «Воля, - промелькнуло в ее голове как-то, когда она, прислушавшись к себе, глубоко задумалась над этим. - Чистая воля свершения».
Когда спустя два с половиной часа Лола оторвала руки от инструмента – словно вырвала из пасти прикусившего их хищника – руки ее не слушались, их сводило судорогой. Она сидела в кресле, а Бренди сидел рядом на полу. Там же, на полу около кресла, стоял стакан с виски, который Лола еще не могла взять в руки. Бренди растирал ее ладони и запястья, одобрительно приговаривая:
- Ты сумасшедшая, Лола. Ты сумасшедшая!
А Лола смотрела мимо него в окно – в большое, во всю полукруглую стену, от пола до потолка, от угла до угла, изогнутое окно, не окно даже, а два окна, разделенных стеклянными дверями. За ними на выдержавшем первые заморозки газоне Кристина с гостями, смеясь, крича и визжа, играла в снежки только что выпавшим теплым белым снегом.
* * *
Оказавшись в такси, Настя расслабилась, сползла по спинке сидения.
- Ты в порядке? – тут же спросил Кирилл.
- Да… Я в порядке.
Настя и правда была в порядке – то есть, ей так казалось. На губах ее блуждала легкая хмельная улыбка, голова не кружилась, а приятно… покруживалась, что ли – и так легко, так весело было на душе…
Чтобы не заставлять брата беспокоиться, Настя приподнялась на сидении, расстегнула куртку, чтобы не было жарко. Ехать было далеко, через весь город, и даже на такси времени уйдет много. Потянувшись к пакету с подарками, Настя достала коробочку, что специально была положена сверху. Она поставила ее на колени, открыла и принялась надевать на руки браслеты – подарок Лолы. Это были недорогие, яркие, разные, почти детские украшения, но именно такие были на руках у Лолы, запечатленной на фотографиях, которые ныне украшали Настину часть комнаты, и именно такие Насте всегда хотелось носить – девушка была уверена в этом «всегда», хотя и не могла сказать почему. Странно было даже, что у нее не было ни одного такого браслета. Были позолоченные наручные часики, подарок мамы, но ведь это совсем не то.