Кирилл сел напротив Кристины. Девушка убрала телефон.
- Где Лола?
- Она не приедет. Я за нее. Можешь сказать мне все, что хочешь сказать ей.
Кирилл мотнул головой.
- Я ничего не хочу говорить ей. Я хочу только, чтобы она больше не общалась с моей сестрой.
Кристина улыбнулась.
- Какое совпадение! Я тоже не хочу, чтобы они продолжали общаться. – Она поднялась, кошачьим жестом цапнула со стола свой клатч. – Значит, договорились! Отныне и впредь будем держать их подальше друг от друга. Ну, бывай! – она помахала клатчем в воздухе и направилась к дверям.
Кирилл не ожидал, что встреча окончится так быстро. Он окликнул девушку:
- Подожди!
Кристина остановилась, эффектно повернулась.
- Что-нибудь еще?
Прежде чем спросить, Кирилл нервно сглотнул.
- Что с Лолой?
Кристина усмехнулась.
- Спит, как убитая! – ответила она и вышла из кафе.
Кирилл не проводил ее взглядом – услышал только, как хлопнула дверь и скрипнул стул, на который он, привстав, снова осел. Все стало еще хуже, чем было – он осознал это так ясно, что ему стало смешно. И нужно было собраться с силами, встать, вернуться домой и узнать, как там Настя, и, если плохо, сидеть с ней, не отходя ни на минуту, – вообще больше никогда не оставлять ее одну! Но вот в чем загвоздка: увидев в кафе вместо Лолы, на которую он так злился, насмешливую красотку Кристину, Кирилл запаниковал. Он подумал о том, что с Лолой что-то случилось – может быть, даже что-то более страшное, чем с Настей этой ночью, – и сердце его сжалось. Оказывается, ему было не все равно. Черт подери, ему было не все равно! Он переживал за нее. За Лолу. За эту сволочь, по вине которой его сестра чуть не лишилась рассудка – а может быть и лишилась, он же не знает, он же сейчас не рядом с ней… Черт. Всего каких-то долей секунды хватило, чтобы мир Кирилла перевернулся. И вот вместо того чтобы идти домой к сестре, он сидит в кафе, обхватив руками голову, и думает, как помочь Лоле, если Кристина соврала и та действительно в беде. И как ненавидеть человека, о котором ты так беспокоишься.
Глава 20. Дневник Художника. Ноябрьские одуванчики
Иногда в мире происходит что-то без видимых на то причин. Если всмотреться пристальней, можно увидеть хитросплетение причинно-следственных связей, из которых состоит ткань бытия.
Иногда бывает так хорошо, как будто бы тебя простили все – и те, кого ты когда-то обидел, и те, которым ты ничего не сделал. Или как будто бы во сне с тобой случилось что-то хорошее и ты, конечно, не помнишь, что это было, но ощущение радости – осталось.
Выпал снег, подморозило, и теперь светит солнце, самое простое на земле солнце – а может и не светит, это не имеет ровным счетом никакого значения, потому что главное солнце не где-то в космосе, вне зоны досягаемости, а внутри тебя, в твоей памяти о солнце, и это солнце ты можешь включить в любой момент, когда тебе заблагорассудится. Это солнце бьется, пульсирует, то тяжелея, то теряя в весе. У этого солнца – лето, которое оно распространяет на все вокруг себя, заслуживающее это и не заслуживающее. А что на самом деле творится с погодой – какая разница? Хотя, солнце на улице и в самом деле светит.
- Видишь солнце? - звонкий голос Кристины звучал в трубке телефона. - Я знаю, видишь. А его, может быть, уже и нет. Мы будем видеть солнечный свет еще восемь минут после того, как солнце взорвется. А потом нас испепелит яркая вспышка, и больше ничего не будет. Ни тебя, ни меня, ни земли под ногами – ничего.
- Умеешь поднять настроение…
- А то! Как у тебя дела?
- Да нормально. Я не могу сейчас долго разговаривать, извини…
- А, да ничего!
- Бренди привет.
- Хорошо! Пока!
И Кристина отключилась. Хорошо, что не успела спросить, как у меня с Катей…
Она написала помадой на обоях номер телефона и ушла. Я позвонил ей тем же вечером, но трубку никто не поднял. Никто не ответил и на следующий день. Сначала я решил, что Катя просто не хочет со мной общаться, вот и написала на стене неверный номер или же просто не отвечает на звонки. Но на третий день я начал думать, что с Катей что-то случилось. Мне стали мерещиться всякие нелепые кошмары в духе вечерних криминальных хроник. Но о том, что могло случиться на самом деле, я не мог думать: моя мысль, доходя до этого предположения, обходила, обтекала его стороной, словно боялась пораниться при соприкосновении.