Давайте наконец познакомимся поближе. Перенеситесь на несколько лет назад, на нашу школьную спортивную площадку. Видите парней, играющих в футбол на стадионе? Это девятиклассники, у них урок физкультуры. Один парень заметно отличается от остальных: он высокий, атлетичный, со смуглой влажной кожей. На нем только брюки и кроссовки, футболку он скинул. На простом шнурке, поблескивая, болтается крестик. Шея у парня высокая, жилистая, с острым кадыком, подбородок правильный, лицо красивое, скуластое, на висках выступили капельки пота, темные глаза горят от азарта. Девчонки, стайкой сидящие на трибуне, пялятся на него, даже не стесняясь, перешептываются и глуповато хихикают. Ну да, парень и в самом деле очень привлекательный… Только это не я.
А видите заморыша, приютившегося на самом дальнем ряду трибуны? Узкоплечий, сутулый парнишка в очках. Спортивная куртка на нем больше напоминает мешок, надетый на кол. Он пытался играть вместе с остальным, но его почти сразу же прогнали: путаясь под ногами, мог еще и покалечиться. Что ж, он придумал, как провести время с пользой! Украдкой достав телефон, он вышел в интернет и сейчас решает задачки из контрольной работы по математике, которая будет послезавтра, причем решает все варианты, потому что друзьям тоже надо улучшать успеваемость. Каждый ведь силен в своем… Видите его? Это тоже не я. И вон тот толстый мальчишка, стоящий со своим приятелем по другую сторону стадиона, – да, он самый, он даже же на уроке физкультуры умудрятся перекусывать: принес в кармане штанов-парашютов пирожок и теперь с удовольствием жует его. И вот этот, упрямо и одиноко подтягивающийся на турнике, и те двое, сбежавшие за гаражи покурить – никто из них не я. В этом-то все и дело: меня среди них нет.
В то время как мои одноклассники занимаются физкультурой, я сижу в кабинете у школьного психолога.
Может быть, я и вправду болен – но иногда я помню, что был ангелом. Да, я заметил логическую странность в этой фразе, но, поверьте, я не знаю, как это сказать иначе. Я ничем не отличаюсь от других, да, но иногда я все-таки помню это, и не как прочитанную книгу или просмотренный фильм, не как оставшуюся в памяти на всю жизнь детскую выдумку. Как цепь совершенно реальных событий помню я свое иное существование. Это мое существование длилось долго, и я был не одинок. У меня были друзья – такие же, как и я, и было существо, особенно мне близкое. Но ближе всех был Тот, с Кем мы все были едины. Ценнее, благостнее этой близости я не знал ничего. Эта близость была всем моим существованием, всем моим смыслом. И так было долго, очень долго… всегда. А потом волею судеб я родился здесь.
Если когда-нибудь мне снова придется объясняться с врачами, я не стану отмалчиваться, как в тот раз. Я скажу так: когда я был ребенком, на меня очень сильно повлияла моя настоящая мать. Она воспитывала меня одна, ни от моего отца, ни от наших родственников не было никакой помощи. Вот мама и стала искать поддержки там, где ее может обрести любой: в Боге и церкви. Она стала носить длинную юбку, закрытую кофту, платок, перестала пользоваться косметикой, ежедневно ходила в церковь, иногда по нескольку раз, и дома все стены увешала иконами. Когда стены закончились, она забила досками все окна в нашей квартире, кроме кухонного, и на них тоже повесила иконы. У нас перестали бывать ее подруги и друзья, зато постоянно горели лампадки, пахло свечами и ладаном. Мама молилась, на коленях била поклоны, просила за что-то прощения и заставляла меня делать то же самое. После молитв ей становилось лучше, она иногда улыбалась, но не сильно. Если же она чувствовала, что улыбка держится на ее лице слишком долго, она вдруг мрачнела и била себя по губам. Так, все глубже погружаясь в религию, мама теряла рассудок. Она перестала пускать кого бы то ни было в дом, даже если к нам долго стучали. Выходить на улицу в одиночку мне не дозволялось, мои прогулки были дорогой от церкви и обратно. Приводя меня домой, мама каждый раз умывала меня святой водой и заставляла молиться. Сама она становилась рядом и, бормоча что-то, как будто бы впадала в транс.