Это была тощая рыжая собака. Забившись под лестницу, она сжалась в комок и дышала часто и шумно. Она не заметила моего появления: глаза, покрытые белесыми корочками, были закрыты. Но собака не спала – так не спят – она бредила, пожевывая собственный язык. На морде были видны остатки пены, но меня это не испугало: пена отчетливо пахла мятой и лимоном – видимо, кто-то из хулиганства напоил собаку моющим средством.
А еще кто-то ободрал ей шкуру на передней лапе и сломал несколько ребер. Это выяснилось, когда я перетаскивал собаку в гараж под своим скворечником, соорудив для нее там что-то вроде логова. Она очнулась, попыталась зализать лапу, взвыла, когда горькая слюна попала на ранку. Мне пришлось промыть ей пасть и ранку, перебинтовать лапу. Собака не сопротивлялась: обмякшая, она лежала на моих руках, тоненько поскуливая. Не то чтобы я люблю животных, особенно бездомных, но эта псина каким-то образом притащилась именно ко мне – значит, существовала вероятность, что я ей помогу, у собак ведь хорошая интуиция.
А еще, когда я осматривал ее, мне показалось, что, помимо запахов помоек, подъездов и подвалов, она носит на своей рыжей шерсти запах дешевых духов с ароматом ландыша – запах той самой девушки. Но тогда я думал, что это мне всего лишь показалось.
У меня не было домашних животных, и я никогда особенно не задумывался о них. И вот, когда у меня появилась эта собака, я неожиданно обнаружил, что собака – живое существо. Это удивило меня: оказывается, прожив на белом свете чуть больше двадцати лет, я привык чувствовать живым только себя. Ну, может быть, немного еще я чувствовал живыми своих родителей и Дашку, я ведь переживал за них, я допускал, что они могут заболеть, пораниться, попасть в неприятности, кто-то может обидеть их. Значит, я думал, что они живые. Хотя, конечно, они не настолько живые, насколько был жив я сам. О людях, которые отдалены от меня, и говорить было нечего: вон сколько развороченных тел, заплаканных лиц, сломанных судеб в выпуске новостей по телевизору, который я стараюсь не смотреть. Но если сижу и смотрю – ничего. Это все не живое. Не по-настоящему.
Но вот в моей жизни появилась собака. Она была небольшой, жилистой, но при этом мягкой и теплой. Она, кажется, понимала, что я о ней забочусь, и смотрела на меня добрыми, доверчивыми глазами. Я тешил себя мыслью о том, что она привязалась ко мне, но не это было главным. Главным было то, что собака совсем не походила на человека. Она была собакой, и, хотя я невольно переносил на нее человеческие эмоции и черты характера, она все равно оставалась собакой. И при этом в эту четырехлапую, хвостатую, покрытую шерстью тушонку была помещена жизнь, эквивалентная моей собственной жизни.
Ухаживая за собакой, я понял, что она не такая уж и сложная: если ее покормить, она будет счастлива. Если ее приласкать, погладить, она потянется к рукам, станет даже поскуливать от удовольствия и забьет о пол хвостом. Если ее обидеть, почувствует себя несчастной и забьется в какой-нибудь угол. Впрочем, собака не злопамятна и вскоре оттуда вылезет, чтобы, например, попросить еды. Сама же она, в отличие от человека, не может взять себе еды из холодильника. Она и положить-то туда ничего не может. Она вообще не понимает, откуда в починенном мной стареньком холодильнике, стоящем в углу гаража-склада, берется еда. Но зато она умеет радоваться завалявшейся на верхней полке «попке» от ветчины – подумать только, этот огрызок может сделать ее счастливой… Да, именно в тот момент, когда я отдал ей залежавшуюся в холодильнике «попку» и стал наблюдать, как она, исходя слюней, пытается ее разжевать, я понял, что счастье этого живого существа, так на меня не похожего и похожего одновременно, зависит от меня же. Да и не только счастье: если я не буду кормить свою собаку и следить за ее здоровьем, она у меня умрет или уйдет от меня. Значит, не столько счастье, но и вся ее маленькая собачья жизнь зависит от меня.
От этого понимания по моей картине мира пошла длинная зигзагообразная трещина. Впервые мне стало стыдно за все мои так называемые воспоминания – они оказались такой ерундой по сравнению с реальной жизнью одной-единственной собаки. Если у меня появятся дети, у них обязательно будут домашние животные – решил я. Тогда у них в голове будет меньше того, что сможет сломать их собственную жизнь.