Я ухаживал за собакой пять дней. Я менял повязку на лапе, приносил ей еду – что-то готовил сам на плитке, что-то брал в студенческой столовке, ведь не все отходы умельцы-повара умудрялись унести домой или по новой пустить в производство. Мой сменщик очень удивился, когда я первый раз пришел на работу в свой выходной. Сочувствием к собаке он не проникся, но и гнать нас не стал – в общем-то, ему было все равно. В следующий раз я пришел в неурочное время на работу с полторашкой пива, и напарник раздобрел – собаке досталась миска лапши, заправленной тушеночным желе. Все это время собака жила в гараже и высовывалась на улицу только затем, чтобы сделать свои насущные собачьи дела на крохотном пустырьке за забором. В первый раз, когда я забеспокоился о ней и решил проследить, куда это она уходит, я с восторгом заметил, что собака меня стесняется: она укоризненно глядела на меня через плечо (если можно так сказать), пока я не оставил ее одну.
На шестые сутки, когда я, подходя к гаражу, уже привык слышать радостные поскуливания, собака пропала. Я обошел окрестные дворы, попытался ее отыскать, но ничего у меня не вышло. Я ведь даже не дал ей клички, она была просто собакой, и теперь я не мог ее позвать.
После исчезновения собаки мне стало так обидно, так тошно, что хотелось сходить куда-нибудь с Бренди. Захотелось в какой-нибудь клуб, где будет алкоголь цвета его глаз, и девушки, и, конечно, музыка, та самая музыка, слыша которую, хочется стать ангелом, чтобы предать Бога и рухнуть с небес под эту музыку…Да, мне захотелось этого. И я вызвонил его, выложил ему все – и попросил помочь мне найти ту девушку. А вместо этого Бренди сосватал мне Кристину.
Глава 6. Ночь на двоих и утро после
Мы не договаривались о том, где именно в «Огайо» я буду ждать ее. Если она все же придет за своим зонтом, она сама отыщет меня здесь, так ведь? Может быть, мы и в самом деле договоримся о следующих съемках.
«Огайо» - двухэтажный клуб в одном из спальных районов города с танцполом, баром и рестораном, оформленный в стиле Соединенных Штатов. По вечерам здесь часто играет живая музыка, танцуют девушки и довольно людно. Над залом проходит галерея, уставленная уютными диванчиками и журнальными столиками. Закрытую часть второго этажа занимают комнаты отдыха. Я пришел без пятнадцати восемь, взял коктейль и устроился за столиком неподалеку от сцены, на которой играла какая-то местная группа. Я сидел один, слушал слезливо-агрессивный пост-рок и разглядывал состав группы и девушек, подтанцовывавших по краям и в глубине сцены. Группа была патлата и мрачна; солист был в безрукавке с какими-то буквами и в напульсниках, из-под зачесанных на лицо волос были видны только выпученные на микрофон губы. На девушках были блестящие костюмы и полумаски. Все это вместе с разноцветными прожекторами, ломтями режущими плоть и воздух полутемного зала, и атомными солнышками дискотечных шаров создавало такой причудливый колорит, что его можно было принять за замысел владельцев клуба.
Поначалу пребывание в этих гулких стенах, теснящих тела людей друг к другу, вызывает эмоциональный подъем. Кажется, что все можешь, что любое твое желание – неоспоримый закон. А потом, как и всегда, меня не то утомило, не то убаюкало волнами шума, и я потерял счет времени. Не осталось ни желаний, ни мыслей. Только ожидание. Может быть, даже не ожидание Кристины. Просто ожидание – чего-нибудь, что придет и изменит твое состояние, потому что сам ты уже на это не способен, да и не хочется тебе ничего менять. Преждевременная старость души проступает на поверхности твоего тела, а потом обволакивает и…
И ты словно засыпаешь. Да, засыпаешь. Несмотря на все обещания.
В последнее время я почти всегда сплю. Встаю, завтракаю, куда-то иду, что-то делаю, потом возвращаюсь, обедаю, снова что-то делаю – непрерывающейся чередой мелочей тянется моя жизнь – но я все равно как будто бы сплю. Ничто меня не трогает, не задевает. Даже Кристина – вот она блеснула в тот полусолнечный осенний день – и теперь меркнет, и свет ее с каждым днем все дальше, все бледнее и бессмысленнее, он затрется буднями и однажды раствориться во мгле, и больше ничего не будет. Просто не будет… Как же я замучился жить между жаждой чуда и страхом, что оно произойдет.
Я пробыл в клубе до половины двенадцатого. За это время и музыкальная группа, и подтанцовка успели смениться. Кристина так и не пришла. Выходя из клуба, я чувствовал облегчение. Однако длилось это не долго. Стоило мне свернуть за клуб (я уже раздумывал о том, как буду добираться до дома), откуда-то сверху меня окликнули. Я поднял голову и увидел Кристину. Она покачивалась на подоконнике, высунувшись в окно второго этажа почти до половины. На пальце она покручивала что-то блестящее.