- Вы забыли! Вот!
Он протягивает женщине белый пакет и, когда Наталья Ивановна его забирает, убегает. Наталья Ивановна долго пытается вспомнить, что это за пакет и где она могла его забыть, потом разворачивает его, видит бутылку молока и все вспоминает. В это время урчит личина, и дверь квартиры распахивается.
На пороге стоит Оля. Она босиком. Синие спортивные штаны подвязаны поясом от старого халата, чтобы не сваливались. Черная футболка с облупившимся рисунком болтается на ней, хотя всего пару месяцев назад была в обтяжку. Черные волосы, отросшие у корней так, что показался их естественный темно-каштановый цвет, стянуты в смешной пучок.
- Что случилось, мам? – спрашивает Оля. Она улыбается.
- Да ничего, - отвечает Наталья Ивановна, проходя в квартиру. – На вот. Молочка тебе купила.
- Спасибо! – Оля забирает пакет с бутылкой и идет на кухню. Босые ступни весело шлепают по линолеуму.
- Не ходила б ты босиком, а! – громко просит мама. – Тапки вон…
- Тепло, мам! – отвечает Оля. С кухни она идет обратно в комнату.
Наталья Ивановна моет руки и лицо, переодевается в домашнее и идет в комнату к дочери. Оля сидит на подоконнике и насухо вытирает стекла старым рубчатым полотенцем. В окно залетает ветер, футболка на Оле развевается черным пиратским парусом. Наталья Ивановна стоит, привалившись к косяку, и молча смотрит на дочь. Она понимает, что ребенка нужно похвалить за проявленную хозяйственность и отругать за неоправданный риск, но в голове крутятся совсем не те слова.
- В могилу ты меня вгонишь, Оля, - вздохнув, тихо говорит Наталья Ивановна.
Оля оборачивается.
- Это почему еще?
- Потому что переживаю я за тебя. Вот как ты думаешь, не страшно было на тебя снизу смотреть? Вдруг потеряешь равновесие и…
Оля смотрит на маму удивленно. Подчеркнуто удивленно, как герои фильмов на крупном плане.
- Ладно уж, - говорит Наталья Ивановна, отстраняясь от косяка. – Не простудись смотри.
- Хорошо, мам, - отвечает Оля и возвращается к своему занятию. Она планирует, закончив с окнами в своей комнате, взяться за комнату мамы, а потом вымыть стекла на кухонном балконе. Весна ведь, а окна пыльные, в подтеках от грязных городских дождей.
Наталья Ивановна уходит, и Оля слышит, как в соседней комнате включается и тут же принимается убаюкивающе бормотать телевизор. Потом до ее слуха доносится характерный дружный всхлип диванных пружин.
Убедившись в том, что мать легла отдыхать и как по мановению волшебной палочки в ее комнате не возникнет, Оля откладывает тряпку, спрыгивает с подоконника в комнату и ногой переворачивает стул так, чтобы он опирался на край сидения и на спинку, а ножками торчал вверх. Затем Оля осторожно наступает босыми ступнями на каркас стула, перебирается на две ножки, устремленные вверх, словно руки сдающегося врага. Какое-то время она стоит на обеих ногах, потом поднимает одну ногу, подгибает ее и стоит на другой. Оля прислушивается к своему телу, едва колеблющемуся в поиске точки равновесия, потом вдруг задерживает дыхание и замирает в абсолютной, невозможной неподвижности. С чего это мать решила, что у нее проблемы с равновесием? Странная женщина…
Простояв так с минуту, Оля спрыгивает на пол и возвращается на подоконник. Перевернутый стул остается лежать кверху ножками, как деревянный солдат, сдающийся на милость победителя в неизвестной битве.
Наталья Ивановна, убаюканная телевизором, постепенно успокаивается. Но через несколько дней Оля снова, сама того не желая, доводит ее едва ли не до инфаркта.
Пока матери нет дома, Оля лежит на полу в странной, неестественной позе. Ее руки согнуты в локтях и запрокинуты за голову; Оля опирается на локти, выгибая грудную клетку колесом. Ноги ее вытянуты и упираются в пол только пятками. Оле больно, все ее мышцы напряжены, тело словно тянут во все стороны сразу и одновременно держат за середину. Оля дышит часто и неглубоко, на лбу выступает пот, футболка на груди давно мокрая. Если бы кто-то другой делал это с ней, Оля бы, не раздумывая, вывернулась жгутом и освободилась бы из стального захвата. Но это делает с собой она сама, и поэтому она терпит. Времени у нее не очень много: надолго размягчать кости, чтобы изменить их форму, очень опасно. Кроме того, это неприятно: в теле роятся тысячи электрических частиц, словно все мышцы недавно затекли, а теперь по ним снова пустилась кровь. Этот роевой зуд, пожалуй, более мучителен, чем боль. Но Оля терпит и его – результат для нее слишком важен.