Какие-то жалкие полчаса тянутся очень, очень долго. Наконец, когда дело сделано, Оля осторожно опускается на пол. Она поправляет позвонки и суставы, подтягивает связки. Холодный пол словно плавится от жара ее тела и раздается под ним. Оля впитывает этот холод как губка. Распластавшись на полу, она почти сразу же засыпает от усталости.
Просыпается Оля от крика. Она вскакивает на ноги, поворачивается, пригибается, выставляет руки с растопыренными пальцами перед собой – и только потом просыпается. Когда сонное марево отступает и взгляд проясняется, Оля видит мать. Она бледная, губы дрожат. К лацкану пиджака, который она еще не сняла, пристала тополиная сережка. Лола успокаивается, выпрямляется.
- Ты чего? – спрашивает она, зевает и потирает глаза костяшками пальцев.
- Я думала, с тобой случилось что, - хриплым, едва слышным голосом говорит мать. Сердце ее стучит так оглушительно, что кажется, блузка под распахнутым пиджаком должна подрагивать. Она не скажет, что пришло ей в голову, когда она увидела дочь распластавшейся на полу, но это и так понятно.
- Я спала, - хмуро отвечает Оля. – Спина устала, я легла на пол и задремала.
- А почему бы на диване не поспать? – шок у матери проходит, и теперь она сердится на себя и дочь, хотя сердиться не на что, кроме нелепого стечения обстоятельств.
- Жарко было, - Оля подходит к матери и некрепко обнимает ее. Отстранившись, она улыбается и говорит: - Ничего страшного со мной не случится. Пошли пить чай.
И она уходит на кухню ставить чайник, а мать идет мыть руки и переодеваться. Она молчит, поджав губы. Настроение у нее после случившегося кошмарное. Перед глазами стоит образ дочери – она говорит, что с ней ничего страшного не случится, и улыбается мягко-настойчивой, гипнотической улыбкой. Наталье Ивановне не нравится эта улыбка. Она чужая, дочь раньше никогда так не улыбалась… Раньше, то есть до операции. Ольга меняется, что-то новое и тревожащее появляется в ней с каждым днем – точнее, не появляется, а проявляется. Так через ткань скатерти начнут проступать влажные пятна, если ее положить на мокрый стол, пока вся скатерть не станет темной. Наталья Ивановна с радостью признала бы, что все ей только кажется, если бы эти перемены не происходили у нее на глазах.
С кухни доносится свисток чайника. Тут же слышится:
- Мам, иди пить чай!
Наталья Ивановна, переодевшаяся в домашний халат и шлепанцы, ковыляет на кухню. Стоя у разделочного стола, дочь намазывает джем на хлеб. На кухне, как и во всей квартире, несмотря на распахнутые окна, действительно жарко. Но Наталья Ивановна чувствует, как по спине ее пробирается отчетливый холодок. То, что не бросилось ей в глаза сразу, когда Оля сегодня стояла перед ней, но каким-то образом все же проникло в сознание, теперь виделось явственно: дочь стала заметно выше ростом.
Позже, пытаясь понять, когда начались эти страшные перемены, Наталья Ивановна снова и снова возвращалась к тому дню, когда Олю выписали из больницы, – точнее, не к нему самому, а к утру следующего дня. Из больницы Наталья Ивановна забрала свою, родную девочку. Вместе с ней тогда за Олей пришла ее лучшая подруга Оксана, и они все вместе пошли в кафе отпраздновать выписку. Оля была утомленной, но улыбчивой и охотно болтала с подругой обо всем подряд. Потом Наталья Ивановна отправилась домой на троллейбусе. Девушки уговорили ее дать Оле разрешение еще немного погулять и, не без труда получив его, пошли пешком. Домой Оля вернулась на полтора часа позже матери, и та, разумеется, уже волновалась. Оля поужинала, тихо позанималась чем-то в комнате, которую пора было привыкать называть ее, Олиной, а потом легла спать. Наутро она не проснулась.
То есть, проснулась не она.
В тот день у Натальи Ивановны был выходной, и будильник с вечера она не ставила, но все равно проснулась, как по часам. Поднявшись с постели, первым делом она, конечно, отправилась проведать дочь – та еще наверняка спала. Каково же было ее удивление, каков же был ее ужас, когда она застала дочь отнюдь не спящей, а – страшно подумать! – делающей зарядку.
- Оля, ты с ума сошла! – накинулась Наталья Ивановна на дочь, пытаясь схватить ее за руки, заставить перестать двигаться. – Ты что делаешь!!!