Голос ее сорвался на визг. Оля отшатнулась в сторону, замерла. Она была босиком, в белой футболке и черных спортивных штанах, в которых всегда ходила дома. Взгляд у нее был такой, словно она увидела незнакомого человека.
- Ольга! Ты соображаешь, что ты делаешь? Тебе нельзя! Ты себя угробишь! Ты понимаешь? Угробишь! – вопила мать. А заметив темные подтеки на футболке, вовсе заголосила: - Ах ты ж, господи, Оля, что же ты наделала! Как ты могла! Как ты только додумалась! Зачем?! Да ведь тебя только вчера выписали! Тебе и ходить-то нельзя, Господи ты боже мой!..
Тряся руками у лица дочери, Наталья Ивановна выкрикивала упреки, смешанные с причитаниями. Губы ее сильно дрожали, по щекам вот-вот могли заструиться слезы. Оля уже узнала ее, но слушала молча и морщилась, словно крик матери не только был сотрясанием воздуха, но еще и имел неприятный запах. Ей было и жалко ее, и противно одновременно.
Мать кричала долго, надрываясь и заламывая руки, – про операцию, про здоровье, про жизнь, про мозги, которых у Оли, судя по всему, не было. Оля молчала. Когда Наталья Ивановна заметила, что дочь не спорит с ней, как обычно, не пытается ее перекричать, она почувствовала что-то неладное. Замолчав, она уставилась на Олю. Та, наконец получив возможность высказаться, старательно изобразила на лице что-то вроде улыбки и произнесла:
- Зарядку врачи мне разрешили, мам. Не бойся, я осторожно. Ничего страшного со мной не случится.
Наталья Ивановна ей не поверила и прочла многословную нотацию о том, что ей следует беречь себя, а потом отправилась на кухню и выпила валерьянки. Едва дождавшись восьми утра, она позвонила Олиному лечащему врачу и с неудовольствием узнала, что да, зарядку Оле делать можно. Потихоньку, не перенапрягаясь…
К тому времени, как разговор с врачом был окончен, Оля уже успела принять душ, и, услышав, как дочь выходит из ванной, Наталья Ивановна поспешила к ней, чтобы немедленно передать рекомендации врача. Тут ее поджидал новый шок. Случайно став свидетельницей того, как Оля разворачивает полотенце, в котором вышла из душа, Наталья Ивановна тупо уставилась на грудь дочери. Следа, который должен был бы остаться после операции, не было. Вообще не было! Ни шва, ни шрама. Пялясь на ровную чистую кожу дочери, Наталья Ивановна беззвучно хлопала ртом, как рыбка, выброшенная на берег.
Обернувшись, Оля заметила, куда смотрит мать, и быстро поняла, в чем дело.
- Здорово, да? – сказала она, будто бы хвастаясь. – Новейшие лазерные технологии! Если никому не сказать, что у меня была операция, никто и не узнает.
Наталья Ивановна хотела передать дочери инструкции врача и на всякий случай еще разок отругать ее за опрометчивые занятия зарядкой. Но она об этом забыла.
- Да, хорошо, - пролепетала она. Заставив себя оторвать взгляд от дочери, она повернулась и медленно пошла в кухню готовить завтрак. Она солгала: ей совсем не было хорошо. Ей было страшно. Но это был еще не конец. Это была даже еще не середина.
Буквально с того же дня Оля начала активную уборку. После продажи их прежнего жилья и переезда в бабушкину квартиру все было завалено вещами, свободного места почти не осталось, разве что узенькие тропочки, чтобы ходить. Наталья Ивановна еще не оправилась после операции дочери и никак не могла заставить себя заняться уборкой. Да и не очень-то хотелось: среди всех этих вещей, новых и старых, нужных и не очень, она чувствовала себя защищенной едва ли не от всего на свете. Словно за надежными баррикадами. Разумеется, было понятно, что рано или поздно разбором этих баррикад – кошмар, сколько у людей скапливается вещей! – придется заняться. Но Наталья Ивановна никак не ожидала, что первой за это возьмется Оля, которая и в своей-то комнате убиралась раз в месяц и то когда мать заставляла ее это делать. К тому времени практически все кружки перекочевывали с кухни в ее комнату, а на слое пыли можно было писать сочинения. Теперь же Оля с продуманным энтузиазмом сортировала и раскладывала вещи, наводя порядок. Времени у нее на это было предостаточно – она почти никуда не ходила.
Из дома Оля выбиралась разве что во двор, в продуктовый магазин на соседней улице и в рощу неподалеку. И если походы в магазин были чем-то вполне нормальным, то двор и роща очень беспокоили Наталью Ивановну, причем вовсе не из-за того, что Оля могла связаться с дурной компанией или угодить в руки маньяку. К вящему ужасу матери Оля начала активно заниматься спортом. Она делала зарядку и, если была хорошая погода, занималась упражнениями во дворе и бегала в роще. Поначалу Наталья Ивановна, пребывая на работе, но зная, в какое время дочь этим занимается, заранее пила валерьянку. Потом звонила Оле и, убедившись в том, что все в порядке, успокаивалась. Со временем она привыкла, и валерьянка шла в ход гораздо реже, хотя к тому времени ей уже успела пропахнуть вся аптека.