- Насчет девицы, которую ты ищешь. Ее Катькой зовут. Где живет, не знаю, но, говорят, ее на кладбище можно найти.
- Чего?
Видимо, выражение моего лица было недвусмысленным. Макс диковато хохотнул.
- Ты чего сбледнул? Она, говорят, с готами тусит.
- А… Спасибо.
Он закивал, не то принимая благодарность, не то указывая головой, куда мне надо идти. Я еще какое-то время постоял с ним и его приятелями, потом один из них попросил на выпивку. Я дал ему денег и ушел, чувствуя сильное облегчение. То, что случилось с родителями Макса, почему-то показалось мне идиотским вымыслом – как будто в этом мире – в моем мире – не происходит ничего подобного. В книгах, в кино, в новостях по телевизору – но не на самом деле. Нет.
Думая об этом, я словно издалека услышал звонок телефона. Звонил Бренди. Не отдавая себе отчета в том, что говорю, я выложил ему тут же все – и про Кристину, и про родителей Макса, и про готов. Секунду подумав, Бренди предложил встретиться вечером и отправиться на поиски Катькиных приятелей. Я, все еще пребывая в полушоковом состоянии, согласился. И вот мы уже – не знаю, куда делся кусок дня, правда, не знаю – проходим под аркой широких кладбищенских ворот.
- Что может быть более унылым, чем современное кладбище? – восклицает Бренди. Он немного пьян и весел, его тянет на драматические монологи, но в целом он ведет себя, как ни в чем не бывало. Мне не то противно, не то просто страшно от этого его самообладания. - Даже ночь не делает его навевающим ужас или хотя бы немного таинственным. Ни тебе привидений, ни хотя бы высокой травы, по которой мог бы пройтись ветер, словно мороз по коже. Смотри, трава здесь аккуратно пострижена, цветов и кустарников не наблюдается. Зловеще шелестеть почти нечему. Деревья и те молчат. Обрати внимание, их ветви неестественно, мучительно изогнуты. Но это отнюдь не потому что их корни грызут заживо погребенные (так представлялось темному средневековому люду). Это один мой приятель из садово-паркового управления решил, что местным деревьям следует придать более поэтичную, так сказать скорбящую форму… Представляешь? Ой, а там что такое? Смотри, колумбарий! По-моему, он похож на секцию вокзальных камер хранения. Кошмар, согласись. Обычный, повседневный человеческий кошмар. Что думаешь?
В ответ мне остается только медленно перевести дыхание и заметить:
- Бренди, ты несешь ерунду.
- Да ладно! – он чуть ускоряет шаг, забегает вперед и заглядывает мне в лицо. – Ты можешь относиться ко всему этому серьезно?
- Могу. У моего друга родители чуть не погибли.
- И что? Они теперь собираются жить вечно? Ты вот, например, возможно, уже сделал фотографию, которая будет на твоем надгробии. Возможно, ты уже купил последний в своей жизни сотовый телефон. Возможно, ты уже болен тем, что тебя убьет, и уже завел кота, который переживет тебя…
- Бренди, заткнись, - мне и так было не по себе, а он еще подливал масла в огонь. – На кой ты со мной увязался?
Он пожал плечами.
- Без меня бы ты сюда не пошел. А мне все равно сегодня ночью делать нечего. Так я хоть живых готов увижу.
- Может, и не увидишь. Я не уверен, что мы их встретим.
- Посмотрим, - Бренди поравнялся со мной, и мы снова шли рядом.
Мы шли по центральной аллее кладбища. Посыпанная белой галькой, она была такая широкая, что на ней могли бы разминуться две похоронные процессии: одна идущая туда – другая обратно… Шуточки в стиле Бренди, простите.
- Вот умирают люди, ложатся в землю – и все, на этом все заканчивается, - говорит он. – Ни тебе рая, ни ада: одни непрезентабельные останки да червячки в качестве посмертной компании, а с ними ни поговорить, ни выпить. Ты веришь в ад?
- Я верю в рай.
- Значит, ты думаешь, что ты достаточно хорош для рая? Как бы не так. Там столько условий, такая бюрократия – проще гастарбайтеру у нас получить медицинскую страховку, чем таким как я или ты попасть в рай. Да что мы с тобой! Даже нормальные, хорошие люди попадают в ад… Интересно, как выглядит ад хорошего человека? Там, должно быть, ему видятся сотни людей, которые умоляют его о помощи и которым он не может помочь. А каким будет твой ад?