- Не знаю. Наверное, как эта минута: так тоскливо, так уныло на душе, а рядом – только ты.
Бренди хохотнул. Мы шли дальше.
По обеим сторонам аллеи тянулись ряды надгробий, похожих друг на друга воистину удручающе и этой своей похожестью напоминающих человеческие жизни. И приходила на память как-то высказанная Максом мысль о том, что все, что осталось у людей нашего времени индивидуального, – это их нелепые неразрешимые проблемы.
В конце аллеи темнел силуэт недавно построенной церкви. Вокруг нее еще были возведены леса, отчего казалось, будто бы церковь ощетинилась крестами. Куски целлофана, свисающие с лесов там и тут, были похожи на крылья ангелов, сброшенных или же просто свалившихся с небес. Рядом с церковью стоял небольшой вагончик-бытовка. В его единственном окошке, забранным крупной решеткой, горел неяркий желтый свет.
- Может быть, пойдем туда и спросим, где тут готы собираются? – в шутку предложил Бренди. – А то мы всю ночь прошататься по кладбищу можем. А наутро будет как в анекдоте. Знаешь? Мужик выпил и уснул на кладбище. Просыпается, уже поздно, думает, что огребет от сторожа. Ну и решил притвориться зомби. Идет такой, руки вытянул, шатается. И только подходит к воротам, как сторож его – бздям! – лопатой по голове и говорит: «Ты гулять-то гуляй, а за оградку не ходи…» Ладно, давай на тропинку какую-нибудь свернем, а то вдруг мы тоже местным работничкам не понравимся.
Обойдя церковь с левой стороны, мы свернули на первую же тропинку, ответвляющуюся от центральной аллеи. Бренди шел впереди, продираясь через заросли могильных оградок. Я шел следом за ним, чувствуя себя очень глупо и жалея о том, что затеял эту вылазку. И я уже собирался сказать Бренди, чтобы тот поворачивал – хватит, нагулялись – но тут мы как раз наткнулись на группку подростков, неожиданно тихо сидевших у одной из могил. Как я смог разглядеть в темноте, подростков было четверо: один парень и три девушки. Все были в черном, только на парне под распахнутой курткой белела рубашка: издалека я принял ее за целлофановый пакет.
- Привет, ребята! – дружелюбно поздоровался Бренди. – Мы тут одну девушку ищем. Не поможете? Ее Катей зовут…
Бренди уверенно взял инициативу в свои руки. Пока он задавал вопросы и уточнял обстоятельства с профессионализмом следователя, мне оставалось только топтаться рядом, рассматривая кладбищенскую компанию. Парень был бледным и субтильным. Волосы у него на голове в прямом смысле слова (видимо, благодаря лаку) стояли дыбом. К нему, нежно поглаживая по руке, льнула девица в чем-то неразборчиво-темном. Глаз на ее лице видно не было: не сразу, но я все же догадался, что эти две темные ямки, похожие на пустые глазницы черепа, на самом деле круги, нарисованные темными тенями. Вторая девица не выглядела никак. Забившись в дальний угол, она курила, и только тонкая белесая дымка выдавала ее присутствие. Третья девушка, напротив, была очень заметна. Заметной ее делали ее внушительные размеры: обтянутая длинным платьем, девушка была похожа на гусеницу. Огромную черную декольтированную гусеницу. И никто из этих четверых не знал ту самую Катю.
- Это странно, - заключил Бренди. – Нам сказали, она с готами гуляет.
- А мы не готы, - заявил парень. – Мы вампиры.
- Чего?
- Вампиры, - терпеливо повторил парень. – Меня зовут Эдмунд, мне триста пятьдесят четыре года. Я родился в Румынии, потом много путешествовал, и наконец здесь нашел свою любовь. Да, моя хорошая?
При этих словах парень положил истисканную девушкой руку ей на плечи.
- Ага, - девушка потянулась было губами к губам парня, но вдруг передумала и сказала: - Я, правда, все еще человек. Но Эдик мне обещал, что сделает меня вампиром, и мы будем вместе вечно.
При этих словах личинка театрально вздохнула и произнесла, искоса поглядывая на нас:
- Где же мой единственный возлюбленный? Я бы позволила ему сделать с собой все что угодно…
- Ничего себе у людей приходы, - говорил Бренди, когда мы возвращались с кладбища. – Да по сравнению с тем, что в головах у этой компании, твои тараканы нервно курят в углу! В общем, ты посрамлен, друг мой.
- Пожалуй, ты прав, - ответил я, только чтобы Бренди отвязался от меня. Я чувствовал себя неимоверно уставшим, хотелось есть и спать одновременно, но спать хотелось, пожалуй, все-таки сильнее. А мой спутник все не унимался.