Возвращение Черноснежки

: Глобальной сети, домашней сети семьи Курасимы и Прямому соединению с Харуюки. Из этих трех подключений обмен пакетами должен был идти лишь по одному – с Харуюки. Однако, когда он проверил состояние сети, у него едва не вырвался вскрик. Огромное количество пакетов уходило в Глобальную сеть. Отправителем была какая-то неизвестная программа, установленная в папку под тучей других папок. Адресат на той стороне – неизвестен. Короче говоря, это – Бэкдор!!! Кто-то взломал нейролинкер Тиюри и втихаря от нее подключается к нему извне. И прямо сейчас этот тип крадет информацию о том, что Тиюри видит и слышит. Вот засранец!!! Едва не крича, Харуюки двинул пальцем, намереваясь стереть проблемную программку. Но, уже почти дотащив иконку до корзины, он остановился. Человек, подключившийся к Тиюри, – наверняка и есть Сиан Пайл. Можно не сомневаться – речь не идет о том, что кому-то удалось модифицировать «Brain Burst»; просто он пользуется нейролинкером Тиюри как промежуточной ступенькой, что и позволяет ему появляться и исчезать из дуэльного списка, когда захочется. Это значит – если Харуюки сможет отследить назначение пакетов, то личность Сиан Пайла тоже станет ясна. Но отслеживать пакеты так, чтобы их адресат ничего не почувствовал, очень трудно. Скорее всего, единственный шанс – когда враг будет в бою. А для этого нужно не подавать виду, что он заметил бэкдор, до следующей атаки того типа. Тихо выдохнув, Харуюки закрыл все окна. – …Спасибо, Тию, – прошептал он и осторожно отодвинулся от нее. Все еще плача, Тиюри тоже медленно опустила руки и с улыбкой кивнула. Неуклюже улыбнувшись в ответ, Харуюки протянул левую руку и выдернул кабель из нейролинкера Тиюри. Глава 6 Пятница. Харуюки понуро тащился по переулку среди прочих учеников, шагающих с написанным на физиономиях предвкушением послезавтрашнего выходного и конца долгой недели. – Такой… такой, как я… – пробормотал Харуюки; несмотря на раннее утро, он успел уже зарядиться максимальным уровнем презрения к себе. Если сон, который он видел в ночь после установки «Brain Burst», был самым страшным за всю его жизнь, то вчерашний его сон – самым низким и отвратительным. Если бы участницей сна, делавшей такое, о чем Харуюки знал только по виртуалу, была лишь Черноснежка, это, может, был бы лучший сон в его жизни. Но не успел он опомниться, как число людей во сне увеличилось до двух, и второй участницей была… – Ауу… ааа… Харуюки отчаянно сражался с желанием схватиться за голову и побежать. Говорят, сейчас производители нейролинкеров яростно соперничают между собой, пытаясь создать мечту многих – программу «Запись снов». Слава богу, что такой программы пока не существует. Хотя – ну, Харуюки не мог не признать, что часть его, напротив, сожалела об этом… – Йо, доброе утро, мальчик! Одновременно с жизнерадостным возгласом кто-то хлопнул Харуюки по плечу, так что он аж подпрыгнул. Развернувшись и увидев красавицу в черном, он подпрыгнул опять. – Хиэааа?! – …Что это было? Сейчас в моде такие приветствия? – поинтересовалась Черноснежка с подозрительным видом. Харуюки замотал головой. – Не, ни-ни-ничего!!! Эмм, д-доброе утро, семпай! – …Мм. Вскинув голову, Черноснежка кашлянула разок и сказала: – Мм… это… В общем, я… извиняюсь за вчерашнее. Я вела себя не как взрослый человек. – Н-не… ничего подобного, вообще ничего такого. Это я должен извиняться… Я ушел домой, даже не попрощавшись как положено… Как только они остановились, чтобы не говорить на ходу, рядом начали скапливаться школьники в той же форме. Не только первоклассники – ученики вторых и третьих классов тоже с восхищением в глазах ждали возможности поздороваться с Черноснежкой. Харуюки и Черноснежка глазом моргнуть не успели, как позади них собралась толпа. Увидев это, Черноснежка поздоровалась со всеми сразу, воскликнув «эгей, доброе утро всем!», после чего хлопнула Харуюки по спине и пошла вперед. Когда он не без труда ее нагнал, она продолжила уже шепотом, Харуюки на ухо: – Нет… понятно, что тебе захотелось уйти. Я обращалась с твоей дорогой… подругой трусливо и низко. Из-за этого тебе пришлось дать невыполнимое обещание, что ты все проверишь с помощью Прямого соединения. Я искренне извиняюсь. – Э? Аа… Вообще-то я это сделал… в смысле, Прямое соединение. – …Что? Ее лицо застыло. У Харуюки возникло ощущение, что что-то не так, но, прежде чем он успел толком насторожиться, она продолжила: – Где вы это делали? В ее голосе звучал металл, так что у Харуюки не осталось выбора, кроме как отвечать правду. – Это, это… у нее дома… – Где именно у нее дома? – В к-комнате… в ее к-комнате. – …Хо. Черноснежка почему-то ускорила шаг. Ее шаги были куда длиннее, чем его, так что Харуюки пришлось бежать, и со лба тут же полил пот. Пара секунд у него ушла на то, чтобы догнать Черноснежку и продолжить разговор. – Вот, и я заглянул в ее память… и оказалось, в ее нейролинкере – – Какая
была длина кабеля? Исходящая от Черноснежки аура буквально впивалась в Харуюки. Ему становилось все страшнее; робким голосом он ответил: – Три… дцать сантиметров. – …Хм. Цок-цок-цокцокцокцокцокцок. Харуюки мог лишь провожать глазами удаляющуюся с пугающей стремительностью фигурку Черноснежки и раскачивающуюся на ходу гриву ее длинных волос. Не понимаю. В мире полно вещей, которые я просто не могу понять. Серьезно слушая учителя на утренних уроках (отчасти как способ сбежать от собственных мыслей) и сделав в тетради гору записей, Харуюки к звонку на большую перемену так и не смог придумать, что делать. Если рассуждать логически – следовало немедленно отыскать Черноснежку и рассказать ей о бэкдоре, который Сиан Пайл установил в нейролинкер Тиюри, а потом посоветоваться, как отследить пакеты. Но прежде – если он не поймет, почему у Черноснежки со вчерашнего дня такое плохое настроение, то не сможет сосредоточиться на разговоре. Да, само его присутствие заставляло людей рядом с ним испытывать чувство отвращения. Удивительно было бы, если бы кого-то не раздражал жирдяй, с которого вечно пот льет рекой и который мямлит что-то еле разборчиво. И от выражений на их лицах Харуюки пугался еще сильнее, отчего его голос становился еще тише, и так до почти полной неслышимости. Может, Черноснежка до сих пор просто терпела его присутствие. А сейчас дошла до предела. Если так, лучше бы отказаться от идеи поговорить с ней лицом к лицу в реале. Если они будут разговаривать своими аватарами в Полном погружении, он по крайней мере не будет потеть, да и громкость голоса там подстраивается автоматически. Решить вопросы так – мягко и эффективно – для него тоже было бы идеальным вариантом. Харуюки повторял себе эти слова, уставившись на свою парту, когда откуда-то сверху раздался незнакомый громкий голос. – Привет! Ты Харуюки Арита-кун из класса один-два, верно? Он испуганно вскинул голову. Перед ним стояли две незнакомые девушки. На плечах у обеих виднелись голографические бейджики, свидетельствующие, что они выполняют поручение своего кружка. «Кружок школьной газеты». Биип! Перед глазами Харуюки, едва не свалившегося на пол от удивления, зажглась иконка [SREC] – она означала, что собеседник записывает разговор. Разумеется, делать это на территории школы в большинстве случаев запрещено, но есть ситуации, когда можно. Например – когда кружок школьной газеты берет интервью. Харуюки даже взглянуть был не в силах на одноклассников, с интересом наблюдающих за развитием событий. Ему захотелось кинуться наутек – и плевать, как он будет выглядеть. Но, словно газетчики были к такому привычны, сзади тоже кто-то стоял и перекрывал путь к бегству. Харуюки так и застрял в полувставшем состоянии; а девушка-газетчица перед ним выставила вперед руку с голографическим дисплеем и бросила вопрос, попавший прямо в яблочко. – «Умесато реал таймс», рубрика «Хед☆шот в героя слухов»!!! Сразу к делу: верен ли слух, что Арита-кун встречается со знаменитой Черноснежкой-сан?! Харуюки покосился на мигающую иконку записи. Собрал волю в кулак и сумел ответить более-менее спокойным голосом: – Это враки. Сплетни. Абсолютно пустые. Пальцы журналистки яростно забегали по невидимой клавиатуре, потом она пошла в контратаку. – Но, согласно имеющейся у нас информации, Арита-кун дважды был в Прямом соединении с Черноснежкой-сан в рекреации, а потом даже был с ней на свидании в кафе рядом со школой, и тоже в Прямом соединении! – Что… Глядя сверху вниз на офигевшего Харуюки, в голове у которого билась одна мысль: «Это-то ты откуда знаешь?» – девушка шевельнула головой, так что редко встречающиеся в наши дни очки на ее лице бликанули. Плохо, очень плохо. Если он сейчас даст неверный ответ, взять назад потом уже не удастся. Харуюки с легкостью вообразил кучу сенсационных заголовков. Он даже услышал боевой клич фан-клуба Черноснежки, когда они эти заголовки увидят; они наверняка возжаждут его крови. Чувствуя, как у него дергается щека, Харуюки заставил свой мозг думать втрое быстрее, чем когда он дрался с Эш Роллером, и придумал наконец достаточно невинный на вид ответ. – Ээээ… н-ну это. Я, я, я довольно много знаю о работе нейролинкера, и, эммм, у нейролинкера семпая были проблемы, она попросила меня его починить, и я починил; а в кафе была просто компенсация за это. Больше ничего тут нет, ни капельки. Деревянно улыбаясь, он замотал головой. Девушка из кружка газеты прекратила печатать и нахмурила брови. Даже если они видели Харуюки и Черноснежку в Прямом соединении, они не могли знать, беседуют эти двое или просто он возится с ее нейролинкером. Не бог весть какая отмазка, но опровергнуть ее не удастся. Успокоившись, Харуюки продолжил говорить, пытаясь еще укрепить свою оборону. – И потом… вы только посмотрите, как она себя ведет, когда я рядом, и вы сразу все поймете. Когда семпай говорит со мной, она постоянно расстраивается. Чтобы мы с ней встречались – это просто невозможно. На этом интервью закончилось. Так он подумал; однако девушка вздернула голову и повторила его слова, будто сомневаясь: – Расстраивается? На это было совсем не похоже… – Да п-правда! Да вот сегодня утром – она ушла вперед одна, рассердилась непонятно на что… Она всегда так себя ведет, когда я говорю про Тию, в смысле про Курасиму… – Про Курасиму… сан? Ты имеешь в виду ту, которая ругалась о чем-то с Черноснежкой-сан у ворот школы?.. Несколько раз моргнув за стеклами очков, газетчица вдруг переменилась; от ее драматического настроя не осталось и следа, и она шевельнула пальцем, после чего иконка записи перед Харуюки исчезла. – ?.. Все, интервью закончено? – Эээ, ну… в общем… Как-то с запинками произнеся эти слова и переглянувшись со своей коллегой, стоящей у нее за спиной, она продолжила говорить, судя по всему, в своем нормальном стиле. – Ну, понимаешь. По правде сказать, мы тоже сомневались и пришли за информацией, полагая, что это какая-то глупая ошибка, но… – Но?.. Девушка наклонилась к Харуюки и прошептала так тихо, что лишь он один мог слышать. – Слушай, Арита-кун. А не может быть так, что… ну, мне так кажется… но, может, ты и Черноснежка-сан правда… это? – Хаааа?! – Ну, знаешь, если она расстраивается всякий раз, когда ты говоришь про эту Курасиму-сан, с которой ты дружишь, это называется, ну… сам знаешь? Ее подруга по кружку, стоящая рядом, продолжила: – Ага. Это может быть только одно… И обе они прошептали хором, будто какие-то оракулы в храме: – …Ревность, да? Придя в чувство, Харуюки обнаружил, что сидит в своей привычной кабинке в мужском туалете. В конечном итоге он таки сбежал; однако сейчас он не мог позволить себе роскошь раскаиваться в том, что сделал. Ревность? Оно вообще как пишется? Не знаю такого слова в японском языке. От собственных мыслей ему тоже хотелось сбежать, но кандзи уже намертво запечатлелось в его мозгу, точно выжженное раскаленным клеймом. Черноснежка раздражалась всякий раз, когда они говорили о Тиюри, из-за… ревности. Да, так сказали те две девицы. Ревность. Зависть. Иными словами, Черноснежка не притворялась и не прикалывалась, она на полном серьезе – – Не может быть, – пробормотал Харуюки, заглянув туда, куда должна была прийти эта его мысль. Это просто не могло быть правдой. Такое может случаться с другими, но с ним, Харуюки Аритой – никогда. Не думай об этом. Не желай этого. Иначе – можно не сомневаться – ему после предстоит вертеться в кровати, страдая от сожалений, в два-три раза больше, чем сейчас. Харуюки откинул голову, стукнувшись затылком о сливной бачок, и вновь сказал себе: – Этого не может быть… не может. Но чем больше он говорил себе об этом, тем больше разных мелких поступков, выражений лица и слов Черноснежки мелькало у него в голове. И в тот раз… и в тот, и вон в тот… она что, правда?.. – …Не может быть!!! Бам! Харуюки стукнул по стене кабинки и обхватил голову руками. Даже продолжать думать было больно; Харуюки охватило желание убежать более сильное, чем когда-либо, но – едва он собрался отдать команду на Полное погружение… … как вспомнил безумный счет, набранный Черноснежкой в виртуальном сквоше. Ему никогда в жизни не перекрыть этот счет. А раз так, он не может больше сбегать от реальности в ту игру. – …Почему, – вновь пробормотал он, на этот раз чуть громче. – …Почему?! Почему я?! У тебя есть все. Внешность, мозги, атлетизм, манеры и даже – единственное, что было моей гордостью, – реакция в виртуальных играх. А я – всего лишь омерзительный тип с жирным, потливым телом и тупой рожей. Иными словами – у меня нет ничего, что было бы лучше, чем у тебя. – И все-таки… почему ты сказала, что в меня веришь?.. Конечно, Харуюки – человек, пригодный для установки «Brain Burst», тот, кого Черноснежка долго искала. Но все равно – ну, их трое таких в одной средней школе, и все. Ничего другого это не означает. Более того, у Сильвер Кроу с его здоровенной головой-шлемом на высоком и тощем, будто проволочном, теле нет никаких навыков, кроме ударов руками-ногами-головой. С таким дуэльным аватаром от него и не может быть никакой пользы, кроме помощи в вычислении истинной личности врага, Сиан Пайла. А раз так – он хочет, чтобы с ним обращались соответственно. Он хочет, чтобы им просто командовали – холодно и безразлично, как шахматной фигурой. Ни на что большее он не претендует. Он даже и мечтать не может о чем-то сверх того. И все же – почему, почему Черноснежка вела себя так, делала такое лицо, смотрела на него такими глазами? В конце концов Харуюки пришел к единственному выводу и вцепился в него, надеясь, что хоть теперь его мозг успокоится. Вряд ли ему удастся найти какое-то другое объяснение. Хотя человека, трясущего с Харуюки обеденные деньги, в школе больше не было, все равно обед он пропустил, однако голода даже не почувствовал. Вторую половину занятий он пережил с полным безразличием. На классном часе учитель вроде как говорил что-то про Араю и его шайку, но это Харуюки тоже пропустил мимо ушей. Когда прозвенел звонок и одноклассники пулей вылетели из кабинета, предвкушая конец недели, он медленно встал и взял сумку. Так же медленно подошел к выходу
из школы, переобулся и покинул здание. Хотя был только четвертый час дня, осеннее солнце уже стало красным и опустилось к горизонту, освещая школьные ворота. Заметив черный силуэт, который стоял у ворот, сливаясь со столбом, Харуюки поплелся к нему. – …Привет. Черноснежка остановила руку, печатавшую что-то на голографической клавиатуре, и помахала Харуюки, напряженно улыбнувшись. Возможно, она нарочно взяла сюда, в это совершенно неинтересное место, работу, которую должна была выполнять в комнате студсовета. Харуюки лишь молча склонил голову. Между ними повисло неловкое молчание. Дул холодный ветер, шелестя листьями у их ног. Поскольку Харуюки продолжал стоять, опустив голову, Черноснежка слегка прокашлялась и продолжила: – …Давай пойдем, заодно поговорим. – Угу, – тихо ответил Харуюки и кивнул. Черноснежка вышла из ворот школы молча, Харуюки семенил на шаг сзади и чуть левее. Минуту или две они шли, не произнося ни слова, потом Черноснежка вновь кашлянула и сказала: – Эммм… это… Я очень извиняюсь за сегодняшнее утро. Я вела себя странно. – Не, я… в общем-то, не против. Я тоже должен извиниться, что не пришел к тебе на большой перемене. Услышав этот нетипично связный ответ Харуюки, Черноснежка сперва вроде бы склонила голову чуть набок, но тут же кивнула. – Тогда ладно, но… ммм. Я и сама не знаю, что именно на меня нашло, но… да, когда речь заходит о Сиан Пайле, я просто не в состоянии сохранять хладнокровие. Устремив взгляд строго вперед, Черноснежка говорила, пожалуй, чересчур быстровато… Харуюки сухо перебил: – Да, насчет этого. Я нашел, какая связь между Сиан Пайлом и Курасимой. – …Э? А… П-понятно. Давай об этом поговорим через Прямое соединение. Чтобы никто не услышал, о чем мы говорим, – быстро проговорила Черноснежка и вместо кармана пошарилась в сумочке, свисающей с правой руки. Вытащила она маленький бумажный пакетик с названием магазина, расположенного рядом со школой Умесато. С треском отодрав скотч, Черноснежка извлекла из пакетика новый XSB-кабель. – Ээ, я случайно повредила кабель, которым мы пользовались вчера. Вот, и… у меня было не очень много денег, и хватило только на этот. Харуюки намеренно проигнорировал объяснение Черноснежки, больше смахивающее на оправдание, и взглянул на метровый кабель – самый короткий, какой продают в магазинах. Не глядя Черноснежке в глаза, он молча взял конец кабеля и вставил штекер в свой нейролинкер. – … Черноснежка, похоже, ждала, что Харуюки скажет что-то, но в конце концов вставила второй штекер в разъем своего нейролинкера. Как только появившееся предупреждение о проводном соединении исчезло, Харуюки послал ей свою сухую мысль. «Сама Курасима – не Сиан Пайл. Сиан Пайл заразил нейролинкер Курасимы вирусом и установил бэкдор. Вот почему он появляется на арене в той точке школы, где находится Курасима». Договорив до этого места, Харуюки замолчал. Черноснежка ответила не сразу. Но наконец ее голос раздался у него в мозгу; звучал он подозрительно, а может, просто чуть испуганно. «…С тобой ничего не случилось?.. Какой-то ты… странный с утра». «Не особо… ничего такого», – ответил Харуюки, идя в метре от Черноснежки и упорно стараясь не смотреть на нее. «Но… может, ты сердишься? Потому что я странно себя вела сегодня утром и вчера?» «Ну что ты. Мне не за что сердиться на семпая… Со мной все в порядке, так что давай вернемся к важному». И вновь по тонкому кабелю потекло лишь молчание. Постепенно пускались сумерки; дома, выстроившиеся по левой стороне переулка, создавали мрачную и унылую атмосферу; пешеходы казались черными тенями. Никто не обращал внимания на Харуюки и Черноснежку, идущих в Прямом соединении, – их словно было только двое, пробирающихся сквозь безмолвную страну теней. «…У тебя есть доказательства?» Внезапно холодная мысль прозвучала у Харуюки в голове. «Ты нашел твердое доказательство, что Курасима-кун – действительно не Сиан Пайл?» «Нет. Если бы я притронулся к вирусу, был риск, что он бы заметил, поэтому я только проверил». «Хо. Разумное решение, но в то же время из-за него твоей находке недостает убедительности. Даже я никогда в жизни не слышала, что “Брэйн Бёрст” может подключаться через бэкдор, – как же я могу верить твоим словам?» Черноснежка как будто тщательно подбирала слова; ее мысли звучали все острее и острее. Харуюки стиснул зубы и ответил еще более монотонно: «То есть ты намекаешь на возможность, что историю с вирусом я выдумал… короче, что я переметнулся к Курасиме, Сиан Пайлу? Если так, вопрос вообще не в доказательствах и ни в чем таком. Все зависит от того, какое решение примет семпай». «…Я ничего такого не говорила. Тебе просто показалось». Мысленный голос Черноснежки чуть задрожал, но Харуюки стойко молчал. «…Ты действительно искренне так считаешь?» Черноснежка внезапно остановилась; слова ее зазвучали напряженно, и температура вокруг, казалось, резко упала. «Если я приду к выводу, что ты переметнулся к Сиан Пайлу, я в ту же секунду нападу на тебя, отберу все твои Бёрст-пойнты, и твой “Брэйн Бёрст” автоматически деинсталлируется. Ты навсегда потеряешь способность ускоряться. Ты понимаешь, о чем я говорю?» «Понимаю. Я просто пешка, не более чем орудие, которым ты можешь пользоваться по своему усмотрению. Когда нужда во мне отпадет, ты меня отбросишь». «…Ты…» Внезапно Харуюки почувствовал, что его левое плечо легонько сдавили. Подняв глаза, он обнаружил лицо Черноснежки прямо перед собой – застывшее, точно ледяная скульптура. «Ты действительно сердишься на меня. Конечно, и я вела себя не идеально. Но, – ее губы дрожали, слова звучали напряженно, будто она сдерживалась изо всех сил. – …Я тоже не могу полностью контролировать эмоции. Когда я раздражаюсь, это отражается и на моем мышлении. Особенно когда дело касается тебя… и Курасимы-кун…» Отведя на секунду глаза, Черноснежка с трудом продолжила говорить, ее бледные щеки напряглись. «…Ладно, если ты хочешь узнать причину, я скажу. Я…» Но, прежде чем Харуюки получил по кабелю ее мысль, он отвернулся и перебил. «Ничего, можешь не говорить». «Э… ч-что?..» «Смотреть на это тоже трудно. Больно видеть». «Ты о чем говоришь… Что ты… имеешь в виду?» Уцепившись взглядом в одну дорожную плитку справа от себя, Харуюки произнес «единственный вывод», к которому он пришел сегодня днем. «Ты… ненавидишь себя, да?» Он услышал резкий вдох. Харуюки прекрасно сознавал, что слова, которым он сейчас придает форму, назад уже не взять. В голове его рефреном звучали ободряющие слова, которые вчера вечером говорила Тиюри, но он не мог больше остановить поток своих мыслей. «Ты ненавидишь себя за то, что ты во всем совершенна. И поэтому ты нарочно стараешься себя принизить. Верно?» Пальцы Черноснежки, держащие его за плечо, затвердели, стали будто железными. Ну все, это наше с ней последнее соединение. И Харуюки выбросил слова, которые должны были разрушить все. «Когда ты говоришь со мной… с толстым, некрасивым, ужасным типом вроде меня… когда ты прикасаешься к моей руке, показываешь доброту… нет, что-то похожее на доброту… ты просто пытаешься себя запачкать… Но даже если ты не будешь так делать, я все равно сделаю то, что ты скажешь. Я ничего больше не хочу. Мне не нужна никакая компенсация. Просто пешка, орудие, которому можно приказывать, – вполне подходящая роль для такого, как я, и ты сама должна это понимать!!!» Медленно… очень медленно белая рука отпустила его плечо. Вот и хорошо. Не надо ко мне больше прикасаться, не надо встречаться глазами. Даже видеться не надо в реальном мире – просто обращайся со мной как с обычным инструментом. Харуюки понятия не имел, достигли ли ее эти мысли. Прощай. Едва он пробормотал мысленно это слово – Хлоп!!! Резкая боль обожгла левую щеку. Чувствуя жар, Харуюки обалдело поднял голову. – …Дурак!!! Это слово вырвалось у Черноснежки вслух. Ошеломленно Харуюки смотрел, как слезы ручьем текут по лицу, которое, даже искаженное до невозможности, все равно оставалось прекрасным. Только что отвесив с маху пощечину, Черноснежка так и стояла, неестественно подвернув правую руку; вся она была какая-то всклокоченная, как ребенок, и слезы продолжали течь сплошным потоком. – Дурак… дурак… Это слово, раз за разом срывающееся с ее губ, было совсем не похоже на слово «глупый», которое она со снисходительной и взрослой улыбкой произносила раньше. Черноснежка обзывала Харуюки вновь и вновь, совсем как обычная четырнадцатилетняя девчонка. А Харуюки, не находя ни единого ответа из тех, что должны приходить в голову тринадцатилетнему мальчишке, лишь молча стоял столбом и смотрел во все глаза. Его слова глубоко ранили стоящую перед ним девушку. Уж это-то он понимал. Однако Харуюки думал, что – ну, это же Черноснежка, она само совершенство, ее ум и рассудительность куда лучше, чем у взрослых, – она просто возненавидит Харуюки, он станет ей отвратителен, и она отвернется от него. Он и подумать не мог, что она так разревется. Что у нее будет такое раненое лицо. Это – это могло значить, что… Харуюки раскрыл рот, пытаясь что-то сказать. Черноснежка закрыла залитое слезами лицо руками. Легкий ветерок промчался мимо них, молча стоящих в переулке, и утонул в сумерках. И тут – По ушам Харуюки ударил страшный лязг металла о металл. Сперва Харуюки подумал, что это квантовый шум его нейролинкера. Его сердце подпрыгнуло от неожиданности, он развернулся всем телом вправо. В его поле зрения впрыгнула ужасная картина. Белая машина, пробив левой стороной бампера ограждение тротуара, летела прямо на него. Несчастный случай?! Нет! Не слышно визга тормозов. Эти четыре мысли просвистели у него в голове меньше чем за 0.1 секунды. Его губы двинулись автоматически и произнесли команду. И одновременно эта же команда, но совершенно другим голосом отданная, прозвучала у него в мозгу, принесенная по кабелю Прямого соединения. – «Бёрст линк!» БАММ!!! – громыхнуло в ушах, и мир остановился. Синева. Застывшая картина, прозрачно-синяя, докуда взгляд достает. Но Харуюки тут же напомнил себе, что она не полностью застывшая. Колеса большого седана, едущего прямо на него, словно преодолевая заморозку, поворачивались
потихоньку, потихоньку, медленно съедая дорожное полотно и сокращая расстояние до Харуюки. …Уаааа?! С некоторым опозданием, но все же Харуюки вскрикнул и отскочил назад. И тут же машина исчезла. Ее закрыла собой – его собственная круглая спина в школьной форме Умесато. Синий мир – не просто взятая из реальности картина. Программа «Brain Burst», взломав сеть Общественных камер, понатыканных повсюду, собирает с них изображения и превращает в созданную из полигонов псевдореальность. Чуть опустив глаза, Харуюки обнаружил, что его тело стало розовым поросенком. Двигая своим привычным аватаром, Харуюки обошел реального себя и снова увидел белый седан. Между Харуюки и машиной было всего три метра; автомобиль наискось вылетел с мостовой на тротуар, пробив ограждение. Судя по его скорости – а он по-прежнему медленно, но верно продвигался вперед, – он врежется в Харуюки с Черноснежкой менее чем через десять ускоренных минут. Чтобы такое могло произойти – как?! Мысли метались у Харуюки в голове. В норме автомобиль просто не может сойти с дороги. Потому что, как только ИИ машины обнаружит опасное отклонение от курса, он тут же перехватит управление и, скорректировав направление движения, остановит машину. Это значит, что либо ИИ этого конкретного седана вышел из строя, либо его отключил водитель. Харуюки заподозрил, что второе куда вероятнее. Потому чего его уши совершенно не слышали визга шин, трущихся о дорожное полотно в попытке затормозить. Водитель не давил на тормоз. Скорее, наоборот – он мчался вперед, втопив полный газ. Это умышленное нападение. Черноснежка уже намекала на такую возможность – «атаку в реальности» со стороны других Бёрст-линкеров. Кто же напавший – какой-то Бёрст-линкер, принадлежащий к легиону одного из королей? Или же это ученик школы Умесато, тот самый Сиан Пайл? Похоже, большинство здешних Общественных камер не видело, что внутри машины, поэтому окна салона выглядели непрозрачными. Харуюки смотрел с разных сторон, напрягая глаза, пока не нашел наконец точку, откуда смог заглянуть в салон. Вытянувшись своим маленьким поросенком, насколько мог, он увидел, что водитель, чуть не врезавшийся головой в крышу салона, был – – Что?!. Едва увидев, Харуюки издал потрясенный крик, похожий больше на стон. В машине он увидел лицо одноклассника, которого мгновенно узнал – и которого желал видеть меньше, чем кого бы то ни было. – А… Арая?!. По… почему… Почему он здесь. После драки, затеянной Араей в школе, его обыскали и нашли в его нейролинкере много всякого, включая противозаконную программу, позволяющую избегать Общественных камер, разные фотографии и даже виртуальные наркотики; так что его тут же без вопросов арестовали. Затем его временно поместили в отделение для несовершеннолетних Управления по дискриминации – и, уж во всяком случае, в школу Умесато он не должен больше вернуться. Не веря своим глазам, Харуюки заморгал, глядя в сине-ледяное лицо водителя. Но – пиками торчащие во все стороны волосы, высоко расположенные тонкие брови, изогнувшиеся в жестоком экстазе губы – и чувство страха, непроизвольно вспыхнувшее в Харуюки, едва он увидел это лицо… все это ясно говорило Харуюки, что перед ним действительно Арая. – Сегодня утром его отпустили под залог. Рядом вдруг раздался грустный голос, и Харуюки резко обернулся. Он увидел Черноснежку в образе феи-бабочки; она стояла рядом с ним, закусив губу. – …Я слышала, его дело будет разбирать суд по делам семьи на следующей неделе, и он получит не меньше года… вот почему я сочла, что об этом человеке можно больше не беспокоиться. Но… подумать только, что он способен на такое… Сдавленно пробормотав эти слова, Черноснежка опустила длинные ресницы и покачала головой. – Нет – я должна была это предвидеть и быть настороже. Вовсе не нужно уметь «ускоряться», чтобы напасть на другого… Я должна была знать, что ножа или машины более чем достаточно, но… похоже, по-настоящему я этого не понимала… Она вернулась к своему обычному тону; ни намека на недавнее детское рыдание не осталось на ее лице. Нет, просто мне хочется в это верить, тут же поправил свое впечатление Харуюки. В глазах ее аватара, хоть это и был всего лишь созданный образ, отчетливо читались раскаяние и, похоже, решимость. Черноснежка медленно закрыла глаза, сделал глубокий вдох и продолжила шепотом: – Это… это как наказание. Мое наказание – за то, что не понимала сердца людей, не пыталась их понять, но все равно играла с ними ради собственного удовольствия. – …Чт… что… что ты говоришь? Лишь эти слова Харуюки с трудом сумел выдавить. Вместо ответа Черноснежка всем телом развернулась к аватару Харуюки, который был вдвое ниже нее ростом, и опустилась на колени. Подол черного платья распростерся по земле; ее лицо очутилось на одном уровне с лицом Харуюки, и она посмотрела ему прямо в глаза. – Арита-кун… Харуюки-кун. Сейчас ее голос звучал гораздо нежнее, чем когда бы то ни было прежде; он ласкал слух Харуюки. – Прости меня. Это я виновата в том, что так вышло. Но я не допущу, чтобы ты пострадал. Я защищу тебя. – …Э… чт… что… Ошарашенный Харуюки снова и снова повторял одно и то же. Даже если они прямо сейчас отменят ускорение, сделать уже ничего не успеют. В то же мгновение, когда они вернутся в реальность, седан на огромной скорости преодолеет остатки расстояния и размажет сперва Харуюки, потом стоящую за ним Черноснежку. Хорошо, что именно в этом порядке. Если он сыграет роль подушки, останется маленький шанс, что Черноснежка избежит серьезных травм. Харуюки уже думал об этом. Но тут Черноснежка решительным тоном произнесла нечто невероятное. – Одного тебя я совершенно точно могу спасти. Я еще не рассказала тебе… про последнюю, величайшую способность Бёрст-линкеров… силу «ускорения». – Э?!. Спасешь меня?.. Ты, моя госпожа, спасешь меня, простое орудие?.. У Харуюки перехватило дыхание; он лихорадочно замотал головой. – Те… тебе нельзя!!! Ты не можешь!!! Если есть такая способность, я ее использую! И это я тебя защищу!!! Потому что я твоя пешка… это же естественно, что я должен тебя защищать!!! Отчаянно крича, он протянул свои короткие ручонки. – Пожалуйста, научи меня… что это за суперспособность?! Какую команду надо отдать?! – Ничего не выйдет. Эту команду нельзя использовать, если твой уровень ниже девятого, и она забирает девяносто девять процентов очков. А главное – я твой Родитель. Как же может Родитель не спасти своего Ребенка? – Но… но… но… но!!! – Не делай такое лицо. Потому что у меня тоже… на душе легче. – Э… ле-легче?.. – Да. Сейчас ты ведь поверишь моим последним словам, правда? Черноснежка подняла руки, наложила ладони одну на другую и прижала к груди. Закрыла глаза; улыбка, как бутон, распустилась на губах; и – Она медленно произнесла единственную фразу, единственную фразу, точно выложенную драгоценными камнями. – Харуюки-кун. Я люблю тебя. Ослепительно сияющие черные глаза под высокими бровями смотрели на Харуюки. – Впервые в жизни я почувствовала это. Я просто сама не своя, я не могу себя нормально контролировать. Даже когда я на уроках или лежу дома на кровати, я постоянно думаю о тебе и то радуюсь, то грущу. Это и есть то, что называется любовью, хех… Просто замечательное ощущение. Это как чудо. По-прежнему прижимая руки к груди, Черноснежка улыбнулась. Улыбка была теплая, добрая и уютная, но от нее в груди Харуюки взорвалась боль. Я хочу верить. Я хочу верить. Я хочу верить – Слезы, хлынувшие из глаз аватара Харуюки, исказили поле зрения – слишком сильный спецэффект. Харуюки рывком вытер их и, заглянув в черные глаза, находящиеся так близко, сипло спросил: – Почему… почему меня? Почему такого… такого, как я? – Хмм, почему. Миллион причин, но… Нет, я не думаю, что для любви вообще нужна причина, но хорошо. Скажу тебе, что было толчком. Улыбающаяся Черноснежка протянула руки и положила ему на плечи. – Харуюки-кун. Ты помнишь нашу первую встречу? – Да… конечно, конечно, я помню. В школьной сети… в уголке виртуального сквоша ты мне сказала: «Ты хочешь ускориться еще сильнее?». – Вот именно. Тот рекорд, который я поставила в игре… – ее улыбка изменилась, в ней появилась капелька озорства. – Я это сделала с помощью «ускорения». – Э… ээ?! – Иначе я бы к такому уровню и близко не подобралась. Я сделала это, рассчитывая привлечь твой интерес и убедить тебя, потому что ты захочешь стать сильнее любой ценой… Я… – Черноснежка помолчала немного, подняв глаза к небу ускоренного мира. – Я стала Бёрст-линкером всего шесть лет назад, мне тогда было восемь. Все это время я искала лишь силу, я дошла до девятого уровня, победив столько врагов, что и не сосчитаешь, я запачкала руки кровью друзей – и все равно мне было мало. Такая, как я, просто не способна набрать те очки, какие набрал ты. Выражение лица Черноснежки изменилось. Уверенно глядя Харуюки в лицо, она продолжила: – Слушай меня, Харуюки-кун. Ты быстр. Ты можешь стать быстрее, чем кто угодно другой. Быстрее, чем я; быстрее, чем другие короли. Скорость – главная сила Бёрст-линкера. Когда-нибудь ты станешь известен как самый быстрый Линкер во всем ускоренном мире. Ты одолеешь королей, пройдешь за горизонт и доберешься до истоков «Брэйн Бёрста». И я знаю. Именно ты достигнешь высшего уровня способностей, запрятанных в человеке… в нашем разуме и душе. Черноснежка медленно кивнула. – Я… когда я увидела, как ты играл в ту игру, я задрожала. Я никогда раньше так не дрожала; и я была тронута. Мне хотелось крикнуть: «Подумать только – чтобы человек мог быть так быстр. Эврика… наконец-то я нашла истинного короля, который как следует встряхнет этот застоявшийся мир». Харуюки мог лишь ошеломленно слушать. Я – быстрее любого?.. Он просто не мог взять и поверить. Но в том положении, в каком они оба находились, он не мог себе позволить усомниться хоть в одном слове, сказанном Черноснежкой. Это единственное, чего он ни за что, ни в коем случае не мог. – Но, хотя ты обладаешь такой силой и потенциалом, настоящий ты очень уязвимый… это настолько больно, что просто сердце разрывается; оно у меня чуть из груди не выпрыгнуло. Я хотела встать на колени перед будущим
королем. Но в то же самое время я хотела защитить тебя, обнять тебя. Эти противоречивые чувства во мне становились все сильнее и сильнее… и вдруг оказалось, что я вижу только тебя. Я влюбилась. Я лишь вчера это поняла. – Вче… ра? – Да. Когда ты говорил про Курасиму-кун. Как бы это сказать… я впервые в жизни почувствовала то, что называют ревностью, я перестала контролировать себя. Из-за этого я и вела себя так. И сегодня утром тоже. Я заметила слишком поздно… Нет – поздно, но не слишком. Ведь сейчас… Ее руки надавили на плечи Харуюки чуть сильнее. Черноснежка придвинула лицо ближе и улыбнулась. – …Сейчас я смогла тебе признаться. Если бы я могла загадать желание, я бы пожелала встать перед тобой в реальном мире и сказать тебе это как следует, но… Бриллиантовые слезинки вдруг возникли в ее сверкающих угольно-черных глазах и собрались в капли в уголках. – Теперь… пора прощаться. – Что… что ты собираешься сделать? Нет… прощаться – это просто – У Харуюки перехватило дыхание, он не мог произнести больше ни слова и лишь замотал головой. Черноснежка оставила ему последние слова, как инструкцию: – Пожалуйста. Стань сильнее… и стань быстрее. Победи остальных королей вместо меня, поднимись до самого верха и увидь то, что я хотела увидеть. – Нет… нет!!! – выкрикнул – почти простонал – Харуюки. – Я не смогу!!! Это слишком… нельзя, чтобы ты одна ушла! Я защищу тебя… а если не смогу, я пойду с тобой!!! Пожалуйста, не уходи от меня… я, я ничего еще не сделал для тебя… совсем ничего… Харуюки произносил все это рыдающим голосом, когда – Губы Черноснежки беззвучно приблизились и легли на его губы. Соприкоснулись губами всего лишь виртуальные аватары, но ощущение было неописуемо теплым, мягким и нежным. После поцелуя, длившегося менее тысячной доли секунды в реальном мире, но показавшегося Харуюки бесконечным, их губы медленно разомкнулись, и Черноснежка прошептала: – Когда-нибудь… мы обязательно встретимся вновь. Она встала, и срывающиеся с глаз слезинки образовали в воздухе серебряную дорожку. Потом Черноснежка повернулась к приближающейся машине и решительно встала на ее пути; от ее спины веяло неукротимой силой воли. Харуюки был не в состоянии не то что двигаться – даже говорить. Она раскинула руки в стороны. Ее спина распрямилась, и – Полным достоинства голосом Черноснежка отдала команду. – Физикл фулл бёрст!!![16] Пфф!.. Аватар Черноснежки окутался ослепительно-белым сиянием и исчез. Что? Что произошло? Чуть не разрываясь от замешательства, беспокойства и какого-то безымянного чувства, перекрывающего все остальные, Харуюки крикнул во весь голос: – Семпай!!! Его глаза вновь заволокло слезами; он потерял равновесие и, шатаясь, отступил на несколько шагов. И тут он увидел нечто невероятное. Черноснежка… тело настоящей Черноснежки, по-прежнему синее, двигалось. Она должна была стоять за спиной реального Харуюки, который закрывал ее от приближающейся машины; но ее ноги двигались со скоростью процентов десять от реальной; отталкиваясь ногами от земли, Черноснежка шла вперед. Этого – просто не может быть!!! Программа «Brain Burst» разгоняет в тысячу раз посылаемый сердцем квантовый импульс и таким образом ускоряет сознание пользователя. Этот эффект не распространяется на тело. Так что, даже если человек «ускорился», он и взгляд не может подвинуть, что уж говорить обо всем теле. Вот почему в момент ускорения программа отделяет сознание пользователя от тела, отправляет его в Полное погружение и подсоединяет к псевдореальности, созданной Общественными камерами. И тем не менее прямо сейчас настоящая Черноснежка из плоти и крови двигалась настолько быстро, что ускоренный Харуюки ясно видел это. Ее тело цвета льда иногда как бы размывалось по краям, оно словно текло – видимо, потому что Черноснежка двигалась быстрее, чем успевали снимать Общественные камеры. Иными словами – в реальном мире она мчалась раз в сто быстрее, чем обычный человек! Вот, значит, какова она, последняя, величайшая способность Бёрст-линкеров. Ускорение не только сознания, но и всего тела – действительно запретная команда. Тело просто не может сделать такого, не пострадав. На лице мчащейся вперед Черноснежки, помимо упрямой решимости, было видно страдание – словно она собрала в кулак всю волю, чтобы терпеть. Скорее всего, она испытывала ошеломляющую боль. Все ее мышцы и суставы, которые она заставляла двигаться на невозможной скорости, сейчас вопили. Но Черноснежка не останавливалась. Шаг, второй, третий – и вот она уже совсем рядом, слева от реального Харуюки. Между бампером машины Араи и Харуюки оставалось не больше 80 сантиметров. Черноснежка подняла руки и мягко притянула тело Харуюки к себе, будто обнимая. Потом, вложив больше силы, она принялась толкать его вбок. В этот момент. Харуюки ощутил мощнейший удар, от которого содрогнулось все его тело и почернело в глазах. Черноснежка двигалась изящно, но в реальном мире это было эквивалентно силовому приему, проведенному на потрясающей скорости. От соударения сработал предохранитель нейролинкера, и Харуюки был автоматически выведен из Полного погружения. Тут же из центра к периферии его потемневшего поля зрения разошлись естественные цвета. Харуюки мгновенно вернулся из своего аватара в реальное тело – и тут же ударился спиной о тротуар, так что у него перебило дыхалку. Не дыша, Харуюки смотрел во все глаза. Прямо перед ним – Все еще протягивая обе руки вперед, Черноснежка улыбалась. В следующее мгновение белая машина, летевшая по тротуару, врезалась в ее хрупкое тело. Ноги Черноснежки поддело бампером, и она подлетела вверх, потом ударилась о ветровое стекло, и ее подбросило еще выше. Черные волосы прочертили в воздухе дугу. Поймав на лету свет закатного солнца, они вспыхнули оранжевым сиянием. Рядом с ней в воздухе белоснежно танцевал выдернувшийся кабель Прямого соединения. Глава 7 Что было дальше, Харуюки помнил обрывками – отдельными образами в трех цветах. Хрупкая фигурка, в неестественной позе лежащая на тротуарной плитке, – черная. Кровь, в пугающих количествах растекающаяся из-под тела, – красная. Закрытые глаза и потерявшие упругость щеки – белые. Галстук, которым Харуюки пытался остановить кровь, и его собственные руки тоже мгновенно стали красными. На место происшествия ворвалась полицейская машина с красной мигалкой, и хохочущего Араю впихнули на заднее сиденье. Сразу после этого приехала белая «скорая» с такой же красной мигалкой, из нее вышли люди в белом и положили Черноснежку на носилки. Харуюки упросил их взять его с собой, и машина понеслась на полной скорости – И сейчас Харуюки сидел в уголке белого коридора, не отводя глаз от светящейся красным лампы с надписью «Идет операция». До сих пор Харуюки был не в состоянии думать о том, что произошло. В его памяти раз за разом проигрывались события последних четырех дней – с того момента, как он познакомился с Черноснежкой. В тот раз – и в тот раз, и вон в тот – Харуюки мог сделать другой выбор. Если бы он тогда сделал другой выбор, всего вот этого можно было бы избежать. Почему он не пытался хоть чуть-чуть поверить в руку, протянутую ему навстречу Черноснежкой, в чувства, которые она выказывала? Если бы он послушно принял их, вместо того чтобы упрямо смотреть в землю, ссоры на дороге бы не было и они бы вовремя заметили приближающуюся машину. …Я за свою жизнь совершил уйму ошибок, но эта – ошибка номер один, и ее не исправить. Харуюки возвращался к каждой развилке в каждом фрагменте своей буксующей памяти и всякий раз пытался прочертить оттуда другое будущее; но даже «Brain Burst» неспособен изменить то, что уже случилось. Этим он занимался бог знает сколько времени, не отводя глаз от лампы. Лампа означала, что врачи все еще работают; но внезапно дверь скользнула в сторону, из операционной вышла медсестра в белом халате и направилась прямо к Харуюки. Тот лишь молча смотрел на нее. Она была молодая – возможно, только что из школы медсестер. Глаза под красивой прической смотрели напряженно. При взгляде на женщину у Харуюки невольно вырвалось: – Как… она? – Доктор и ассистенты делают все возможное, – голос медсестры звучал немного хрипло и сдавленно. – Но… слишком много повреждений внутренних органов. Мы ввели ремонтные микромашины, и ухудшение ее состояния замедлилось. И… вот, насчет ее семьи… мы хотели бы с ними связаться, но в ее нейролинкере не указан адрес для экстренной связи. – Э… Сев напротив Харуюки, не знающего, что сказать, медсестра подалась к нему и продолжила: – Я подумала, что ты можешь знать ее домашний номер. Ты… ее… ?.. В конце ее фразы была вопросительная нотка, но Харуюки ничего не ответил. Что я для нее? Пешка. Подручный. Эти слова я не хочу больше использовать. Но говорить о нас как о друзьях или как о семпае и кохае я тоже не хочу. Так и не решившись что-либо ответить, Харуюки услышал следующие слова медсестры, произнесенные после секундного колебания, и машинально поднял глаза. – …Ее парень, да? – Ээ… п-почему вы так решили? Сколько ни гляди на Черноснежку, чья красота чудесным образом не пострадала, и на внешность Харуюки – ну просто неоткуда сделать такой вывод. Харуюки машинально съежился, и тут медсестра протянула ему маленькую книжечку. Синяя искусственная кожа переплета, на ней металлическая эмблема – это была ученическая книжка средней школы Умесато. – Я нашла ее, когда искала номер телефона и другую личную информацию. Прости. Лишь чуть-чуть улыбнувшись напряженными губами, медсестра открыла ученическую книжку на последней странице. Слева был прозрачный кармашек, в нем школьное удостоверение с фотографией Черноснежки. А справа было знакомое круглое лицо. Взяв книжку трясущимися руками, Харуюки уставился на собственную фотографию, на собственное идиотское выражение лица. Ну да, точно – это скриншот поля зрения, который Черноснежка сделала в рекреации, когда впервые «призналась» ему. Капля влаги упала на фотографию. Харуюки и не заметил, что уже некоторое время по его щекам текут слезы. – Семпай… Черноснежка-семпай. Его голос задрожал. И тут же Харуюки разревелся, как ребенок. – Уу… аа… уааааааа!!! Прижав книжечку к
груди и перегнувшись вперед, он плакал навзрыд. Слезы лились сплошным потоком, они стекали по щекам и падали на пол. Ощущая резкую боль в груди, словно кто-то выдалбливал его внутренности, Харуюки впервые понял свои истинные чувства. Операция шла без малого пять часов. Когда индикатор в углу поля зрения сменился с «вечера» на «ночь», Харуюки просто послал текстовый мэйл «Мой друг попал в аварию, вернусь очень поздно или вообще не вернусь сегодня» и вновь устроился на своей скамье. С родственниками Черноснежки, похоже, связались через школу, но, как ни странно, вместо них пришел лишь семейный адвокат – один. Человек средних лет со здоровенным нейролинкером, сам смахивающий на машину, он с деловым видом выполнил все формальные процедуры и минут через пятнадцать ушел, не удостоив Харуюки даже взглядом. Спустя долгое, долгое время красная надпись наконец погасла. На часах было около десяти вечера. Молодой доктор, вышедший из операционной с усталым видом, вроде как удивился немного, увидев, что Харуюки тут один, но все же вежливым тоном объяснил состояние пациентки. Кровотечение удалось остановить, но внутренние органы сильно повреждены; неудивительно, если она впадет в коматозное состояние. Многочисленные синтетические белковые микромашины трудятся над регенерацией и восстановлением тканей, но в конечном итоге все будет зависеть от сил самой пациентки. – …Если коротко – должен сказать, что ее состояние очень тяжелое. Все решат следующие двенадцать часов… пожалуйста, приготовься. Закончив эту фразу с серьезным выражением лица, врач вместе с ассистентами удалился по коридору. Осталась лишь медсестра – та же, что раньше. Кинув короткий взгляд на ученическую книжечку, которую Харуюки по-прежнему крепко сжимал в руках, медсестра ласково сказала: – Тебе тоже надо… вернуться домой и отдохнуть. Похоже, завтра придет кто-то из ее семьи. – Завтра… будет уже поздно, – упрямо ответил Харуюки, ясно давая понять, что не сдвинется отсюда ни на шаг. – Доктор сказал, что следующие двенадцать часов будут самыми тяжелыми. Семпай старается изо всех сил, но, если сейчас рядом с ней совсем никого не будет, это будет слишком… жестоко. – …Ясно… это верно. Ты уже связался со своей семьей? – Да… Мама все равно вернется домой не раньше часа ночи. – Понятно. Тогда я принесу одеяло, погоди немного. Она быстро удалилась по коридору в служебное помещение медсестер и тут же вернулась. Протянув Харуюки тонкое одеяло, она уверенно кивнула. – Не беспокойся. С этой девушкой все будет хорошо. Она такая красивая… и у нее такой замечательный парень. Все самое веселое еще впереди. Да уж – «еще впереди» куда больше всего, чем она думает. Одолеть Сиан Пайла, победить легионы других королей и отправиться туда, куда стремится Черноснежка. И, конечно, я отправлюсь туда вместе с ней. Эта мысль вспыхнула у Харуюки в голове, и он сказал: – Спа… спасибо огромное. Эмм… когда я смогу пройти к семпаю? – Сейчас это невозможно, поскольку комната управления микромашинами герметична. Но ты можешь увидеть ее через больничную сеть. Вообще-то это запрещено, но для тебя – особая привилегия. Медсестра улыбнулась и поводила пальцем в воздухе. Кликнула – и перед Харуюки появилось сообщение об открытии доступа. В первое мгновение он немного удивился, что медсестра смогла подключиться к его нейролинкеру, хотя они оба были отрезаны от Глобальной сети; но тут же понял, что они оба в локальной сети больницы. Он кликнул на иконку, и открылось окно с видео. Картинка была тусклой и замыленной, но, вглядевшись изо всех сил, Харуюки увидел кровать и какой-то странный контур на ней. Это было нечто вроде капсулы с прозрачной верхней половиной. Капсулу заполняла полупрозрачная жидкость, в которой плавало белое тело – Харуюки видел его от плеч и выше. На трубки, идущие к рукам и рту, было больно смотреть; глаза оставались закрытыми, ресницы даже не вздрагивали. – Семпай… Прямо сейчас внутри хрупкого тела Черноснежки множество микромашин в союзе с ее собственной волей к жизни сражались с колоссальными повреждениями. Харуюки ничего не мог сделать, чтобы помочь ей в этой битве. Абсолютно ничего – разве что молиться. – Не волнуйся. Она непременно выкарабкается, – снова повторила медсестра и, мягко похлопав Харуюки по спине, встала. – Мы постоянно следим за ее состоянием и, если что-нибудь случится, сразу же придем. Ты тоже должен немного отдохнуть. – Да. А… эмм, большое вам спасибо. Харуюки поблагодарил медсестру, уже двинувшуюся прочь, и опустил глаза – Кинув взгляд на окно с видео в правой половине поля зрения, он вдруг почувствовал, что что-то там не в порядке. Его интуиция, отполированная колоссальным опытом виртуальных игр, шептала ему, что что-то он должен здесь видеть, о чем-то должен думать. Что – что я сейчас увидел? Тело Черноснежки на уровне плеч и выше было обнажено. Однако кое-что на ней все же было. Она плавала в полупрозрачной жидкости, поэтому четко разглядеть Харуюки не мог, но – вон та черная штуковина сзади шеи, несомненно, была нейролинкером. И к нему был подсоединен тонкий кабель. Он шел вдоль кровати рядом с кислородной трубкой и другим концом был подключен к большому аппарату, стоящему рядом. – П-пожалуйста, подождите. Медсестра тут же остановилась и, склонив голову набок, вопросительно посмотрела на него. – Что такое? – Нет, эмм… нейролинкер Черно-… эээ, то есть семпая, он еще подключен, да? – Да. Ведь мы следим за ее мозговой активностью. – Значит, эээ… тот аппарат, к которому он подключен по кабелю, – не изолированный? – Конечно, нет, он подключен к больничной сети. …ЧТО?! Озадаченно глядя на Харуюки, у которого перехватило дыхание, медсестра улыбнулась, словно пытаясь успокоить его. – Что, ты беспокоишься о безопасности? Не волнуйся, та часть больничной сети, которая относится непосредственно к лечению, снабжена потрясающе крепким брандмауэром. Ни один хакер ничего плохого этой девушке не сделает. Медсестра помахала рукой и со словами «ну, пока» удалилась в служебное помещение. Глядя ей в спину, Харуюки мысленно ответил, будто простонал: …В норме так бы оно и было. Но «это» – не нормальное. «Это» способно внедриться в сеть Общественных камер, обладающую мощнейшим брандмауэром в стране, и брать из нее видео в реальном времени… «Это» – программа «Brain Burst». Оставшись в коридоре один, Харуюки с одеялом в левой руке хлопнулся на скамью. Нейролинкер Черноснежки полностью изолирован от Глобальной сети. Однако в целях лечения ее подсоединили к машине, подключенной к больничной сети. …Это значит… Дрожащим голосом Харуюки пробормотал: – Бёрст линк. Мир мгновенно замер, звуки пропали. Встав в своем поросячьем аватаре и молясь в душе, Харуюки кликнул на иконку в виде горящей буквы «В» на левом краю поля зрения. Активировалась консоль «Brain Burst», открылся дуэльный список. Сперва там была лишь надпись «Поиск», потом наверху списка появилось имя «Сильвер Кроу». А строкой ниже – имя «Блэк Лотус». – Нет… – простонал Харуюки. Он-то, если отключит свой нейролинкер от больничной сети, исчезнет из дуэльного списка. Но Черноснежка, за мозговыми волнами которой постоянно следили, сделать этого была не в состоянии. Конечно, к Глобальной сети они оба были не подсоединены, так что извне напасть никто не сможет. Но если Бёрст-линкер есть здесь, в больнице – если он включит «Brain Burst», увидит в списке Блэк Лотус и вызовет ее – Лежащая без сознания Черноснежка, вне всяких сомнений, проиграет. Нет, такого совпадения не будет; с чего это вдруг еще одному Бёрст-линкеру оказаться в той же больнице? В это время суток в больницу и из больницы уже никто не ходит, а если бы сейчас в здешней сети был кто-то, помимо Харуюки и Черноснежки, его имя уже было бы в дуэльном списке. Так что тревожиться нет нужды. Харуюки пытался успокоить себя этими словами. Однако потное ощущение, бегущее по круглым рукам его аватара, совершенно не желало уходить. Нет… еще не все. Что-то я проглядел. Что если… что если какой-нибудь Бёрст-линкер узнает, что Блэк Лотус, человек, за голову которого назначена самая большая награда в ускоренном мире, получил серьезные травмы и лежит в больнице, и даже узнает, в какой именно? Харуюки усиленно пытался думать, что «такого человека просто не может быть», а потом внезапно содрогнулся и распахнул глаза. Есть такой человек. Всего один человек, враг. Сиан Пайл. Таинственный враг, истинное лицо которого можно узнать, только проследив за вирусом в нейролинкере Тиюри. Сейчас единственное, что можно сказать, – это что он из средней школы Умесато. А об аварии, в которую попала Черноснежка, в школе уже знают. То, что Арая, как только его выпустили под залог, тут же сбил Черноснежку машиной, которой управлял без прав, – это же просто бомба, а не новость. Сейчас это наверняка главная тема сплетен учеников школы Умесато. Название больницы, в которую ее положили, наверняка им еще не известно. Если бы ее фан-клуб и почитательницы из числа первоклашек узнали, где она лежит, давно бы уже набежали сюда толпой. Но – учителя уже должны знать. А значит, и ученики узнают, это лишь вопрос времени. Если сюда с самыми добрыми намерениями явится орава учеников, то Сиан Пайл с легкостью может там затесаться, и найти его будет очень трудно. Это было… неизбежно. Харуюки уныло опустил плечи и сел рядом с синим застывшим собой. Прямо сейчас Черноснежка отчаянно сражается за свою жизнь. Совершенно очевидно, что сражаться еще и в дуэли она просто не сможет. Хорошо, что вызвать на дуэль одного и того же противника можно только раз в день. Пока Черноснежка не восстановится, она может позволить себе проиграть раз-другой и потерять немного очков… Нет – я идиот!!! Что тогда сказала Черноснежка?! Харуюки сжал кулаки и вскочил. Последняя команда, которую она использовала, чтобы спасти Харуюки, «Физикл фулл бёрст». Платой за пользование этой немыслимой способностью, ускоряющей не только мысли, но и само тело, была потеря 99% Бёрст-пойнтов. Скорее всего, если Черноснежка, у которой Бёрст-пойнтов сейчас очень мало, хоть раз проиграет низкоуровневому Сиан Пайлу, ее очки сразу упадут в ноль. И тут же ее «Brain
Burst» принудительно деинсталлируется. Для нее… для Черноснежки, отчаянно стремящейся к десятому уровню, это будет почти равносильно смерти. Не могу позволить, чтобы это случилось. Ни за что не допущу, чтобы это случилось. Я не могу допустить, чтобы Сиан Пайл даже один раз сразился с Черноснежкой. Черноснежка рисковала жизнью, чтобы меня спасти. И на этот раз я спасу ее. Ее вторую половину. С этого момента я буду следить за входом в больницу, ни на секундочку не засну. Я буду ускоряться всякий раз, когда здесь появится ученик из Умесато, даже если это будет стоить мне всех моих очков; и когда я найду Сиан Пайла, я его вызову на дуэль. А потом – я его сделаю. Я измолочу этого типа, у которого тоже мало Бёрст-пойнтов, и вышвырну его из ускоренного мира навсегда. – Я защищу тебя. Я обязательно защищу тебя, – громко заявил Харуюки, стоя в одиночестве в синем мире. – Потому что… я… я должен тебе сказать кое-что. Когда мы снова встретимся. Поэтому на этот раз я буду сражаться. Повернув голову в сторону Черноснежки, от которой его отделяла синяя стена, Харуюки твердым голосом произнес эти слова. Отдав команду «Бёрст аут!» и вернувшись в реальность, Харуюки обхватил руками колени и уселся на скамью боком. Завернувшись в одеяло, он сосредоточенно уставился на больничный вход, который был слева по коридору. В больницу вели и другие входы, но зарегистрировать свой нейролинкер, чтобы подсоединиться к больничной сети, можно было только здесь. Так что Сиан Пайл придет сюда, никуда не денется. Было уже пол-одиннадцатого. Шансов, что враг появится именно сейчас, когда время для посещений давно прошло, был мал, но не следовало забывать, что враг тоже загнан в угол. Если он хочет атаковать Черноснежку, пока она без сознания, он наверняка нападет сразу же, как только узнает, в какой она больнице. Харуюки выставил в настройках нейролинкера самую высокую громкость будильника. Теперь, если он начнет засыпать, будильник заорет так, что и мертвого разбудит. Никогда раньше Харуюки не оставался на ногах в столь поздний час. Однако его вовсе не одолевала скука, тем более сонливость. Большую часть времени он смотрел на тускло освещенный больничный вход и время от времени кидал взгляд на уменьшенное окно с видео из реанимации. Белая фигурка Черноснежки в капсуле на кровати лежала абсолютно неподвижно, но Харуюки чувствовал, что там идет жестокая битва. Старайся. Изо всех сил старайся. Всякий раз, кидая взгляд на окно с видео, он безмолвно молил Черноснежку. Их двоих связывали нейролинкеры, больничная сеть – и еще программа «Brain Burst». Вот почему его мольбы обязательно будут услышаны. В это Харуюки верил абсолютно твердо. Около двух ночи обеспокоенная медсестра пришла посмотреть, как у Харуюки дела, и принесла кофе в бумажном стаканчике. От молока и сахара он отказался; черный кофе, который он пил впервые в жизни, был таким горьким, что язык защипало. В пять утра снаружи начало светлеть. Чуть поколебавшись, Харуюки быстренько сбегал в туалет и тут же вернулся обратно; никогда он еще не проводил в туалете так мало времени. Шесть утра. По коридору ходило все больше сотрудников больницы. Харуюки сосредоточился еще сильнее. Семь утра. Ночная смена, закончив работу, начала расходиться по домам. Та же медсестра принесла еще один стаканчик кофе и сэндвич, после чего ушла, сказав на прощание теплые слова. 8.30 – В регистратуре прошла пересменка, и автоматическая дверь главного входа больницы открылась. Словно дожидаясь этого момента, вошло сразу несколько человек – в основном пожилые пациенты. Чувствуя прилив бодрости, Харуюки раскрыл глаза на всю ширину и уставился на входящих пациентов. Можно говорить, что он уже полгода как поступил в среднюю школу Умесато, что школа маленькая, всего по три параллели на класс, – все равно он, естественно, не помнил лица всех учеников. Поэтому всякий раз, когда он видел молодое лицо, в котором сомневался, он без колебаний ускорялся и проверял дуэльный список. Харуюки продолжал наблюдать с полной сосредоточенностью, а цифры на часах в углу его поля зрения сменялись медленно-медленно, будто издеваясь. 35 минут. 40 минут. Черноснежка еще не выбралась из своего тяжелого состояния. Из двенадцати часов, про которые говорил врач, прошло уже больше десяти. Пожалуйста, приди в себя скорее. И отключи монитор мозговой активности, отчаянно молил Харуюки. Еще раз – еще раз бы побыть с ней наедине в ускоренном мире, только я и она. И тогда я скажу. Выскажу свои чувства. Буду говорить честно, от всего сердца. 8.45. Наконец Харуюки увидел знакомое лицо – впервые за все то время, что он напряженно наблюдал за входом. На мгновение у него перехватило дыхание – а потом он облегченно выдохнул. Это было не просто знакомое лицо. Это было одно из двух лиц, которые он видел дольше всех в этом мире. Высокий, стройный парень с хорошей осанкой, во взрослой велюровой курточке и твиловых брюках. Его волосы в утреннем свете сияли прозрачно-коричнево. Значит, он пришел… Харуюки чуть расслабил напряженные плечи и улыбнулся. – Эй, Таку! Я здесь! Слишком громкий выкрик Харуюки разнесся по коридору, и Такуму – Такуму Маюдзуми – резко остановился на полушаге. Похоже, Харуюки он еще не заметил. Он повернул голову сперва в сторону входа, потом в коридор, ведущий к палате реанимации. Такуму встретился глазами с Харуюки, вставшим со скамьи и машущим рукой, и – Чуть наклонил голову и несколько раз моргнул. А потом улыбнулся своей обычной жизнерадостной улыбкой. Быстро поднял правую руку в темно-синем рукаве куртки и постучал пальцем по синему нейролинкеру. «Погоди, пока я не зарегистрировался в больничной сети» – так Харуюки понял его жест и улыбнулся. Что за педантичный парень. Как всегда. Независимо от того, зачем человек приходит в больницу – для обследования или навестить пациента, – согласно национальному законодательству он должен зарегистрировать свой нейролинкер в больничной сети, когда входит в здание, а потом показать документы в регистратуре и получить бейджик посетителя. Однако регистрация в сети длится полминуты, и в течение этого времени не обязательно стоять на месте – можно уже идти дальше. Вообще-то сам Харуюки вчера вечером ни на секунду не остановился, пока не добрался до входа в операционную, так что его регистрация завершилась уже после того, как Черноснежка скрылась за дверью. Но Такуму, судя по всему, не собирался нарушать правила даже в такой мелочи. Он глядел на раздосадованного Харуюки и, стоя у входа, дожидался сообщения о завершении процедуры регистрации. Потом, как будто вдруг заметив что-то, Такуму повернулся вбок. Устремив взгляд в сторону автоматической двери, он поднес ко рту левую руку, словно громко зовя кого-то. Харуюки подумал что, может, Тиюри тоже пришла, и попытался разобрать, что происходит по ту сторону входной двери. За мгновение до того, как его взгляд ушел с фигуры Такуму, его охватило едва заметное беспокойство. Такуму, такой весь из себя примерный (в отличие от Харуюки), кричит в помещении больницы? Он руку не в качестве рупора использует, а как будто… да, рот. И слова, которые он произносит. Выглядело так, будто он пытается эти слова скрыть. Беспокойство усилилось, вызвав дрожь. Ледяная игла вонзилась Харуюки в спинной мозг. Он стоял прямо, выпучив глаза, и несколько мыслей одновременно проносились у него в голове. Я… почему я вообще решил, что этот тип, Сиан Пайл, учится в школе Умесато? Разумеется, потому что он поместил вирус в нейролинкер Тиюри. Используя Тиюри как ступеньку, он атакует Черноснежку, как призрак, откуда-то из школьной сети. Но. Что если он поместил этот бэкдор, чтобы добираться до нейролинкера из Глобальной сети? В таком случае под подозрением окажутся не только ученики средней школы Умесато, но вообще вся страна. Однако при этом появляется новый фильтр, позволяющий сузить круг подозреваемых. Почему Тиюри? Разумеется, потому что она была для него легкой мишенью. Кто-то вне школы, кто очень близок к Тиюри. Настолько близок, что может входить с ней в Прямое соединение. Есть лишь один человек, который подходит. И этот человек прямо сейчас стоит в двадцати метрах от меня – Когда мысли Харуюки дошли до этого места, его губы двинулись автоматически. – Бёрст линк!!! …Этот человек – старый друг Тиюри и ее парень. Такуму. БАММ!!! Мир холодно замер. Стоящий впереди с рукой возле рта Такуму тоже застыл и стал весь синий. Но на самом-то деле он не застыл. Там, за ладонью, Такуму произносил ту же команду. Его сознание тоже ускорилось в том застывшем уголке пространства. Ты? Это был ты? Нет. Не может быть. Почему. Почему? Такие беспорядочные мысли метались в голове Харуюки, но это не помешало правой руке его аватара с быстротой молнии метнуться наверх его виртуального рабочего стола. Прямо сейчас Такуму делает то же самое. Активирует консоль «Brain Burst», ждет, пока обновится дуэльный список. А потом, словно трогая упавший плод, он прикоснется к имени «Блэк Лотус» и вызовет Черноснежку на дуэль. Харуюки должен вызвать Сиан Пайла до того, как это произойдет. Стиснув зубы, Харуюки во все глаза смотрел на индикатор поиска поверх дуэльного списка. С тихим бипом на самом верху появилось его собственное имя. «Сильвер Кроу». Затем – имя любимой, которую он обязан защищать. «Блэк Лотус». И наконец – впервые за все время перед глазами Харуюки цепочкой красных букв появилось имя врага, которого он во что бы то ни стало должен победить. «Сиан Пайл». Успееееееть!!! Всем телом и душой посылая этот вопль, Харуюки на сверхзвуковой скорости кликнул по имени, а потом по команде «Дуэль» в появившемся окне. Глава 8 Хрусь-хрусь-хрусь-хрусь!!! Странная дрожь прошла по миру – будто множество кусочков железа терлись друг о друга. Свежий утренний свет, вливающийся через вход, сменился устрашающе желтым. Пол и стены покрылись какой-то животной слизью, под которой виднелся мятый, ржавый металл. Колонны, поддерживающие потолок, изогнулись, на них появились сочленения, как на брюшке насекомого; на потолке возникло множество выпуклостей, напоминающих глаза. Всего несколько секунд потребовалось, чтобы чистая
современная больница вся покрылась органическо-металлической грязью, точно в ночном кошмаре автора, пишущего в жанре киберпанк. Харуюки стоял не дыша; его тело от кончиков конечностей к туловищу начало покрываться серебряной броней, одновременно руки-ноги стали вытягиваться и утончаться. Ягодицы, живот, грудь – в общем, все туловище тоже стало серебряным; наконец и вокруг головы сформировался круглый шлем. Одновременно с тем, как аватар Харуюки превращался из поросенка в Сильвер Кроу, вверху его поля зрения со скрипом развернулись две полосы хит-пойнтов. Между ними появилось число 1800. И наконец посреди поля зрения вспыхнуло ревущее пламя. В огне возникли багровые буквы надписи «В БОЙ!!!» и тут же с грохотом рассыпались. Кинув быстрый взгляд на начавшийся обратный отсчет и облегченно выдохнув с мыслью «ффуф, успел», Харуюки посмотрел затем в конец коридора – туда, где был Такуму. Точно в том самом месте стоял, повернувшись боком, дуэльный аватар неожиданной внешности. Это… и есть Такуму?! Сиан Пайл?! Ошеломленный Харуюки машинально сделал полшага назад. Громадный… нет, он был не такой уж высокий. Он был всего на пять сантиметров выше Такуму, рост которого в первом классе средней школы составлял 175 сантиметров; но все равно Сильвер Кроу, в котором было всего-то 155, не больше, вынужден был смотреть на него снизу вверх. Однако тело Сиан Пайла оказалось невероятно широким – вот что потрясало. Не толстым, нет. Конечности и торс бугрились мышцами, как у профессионального рестлера. И все это было обтянуто металлически-синим доспехом. Здоровенные темно-синие ботинки, такого же цвета громадная перчатка на левой руке. Вообще он смахивал на мачо из каких-нибудь американских комиксов. Полная противоположность стройного, даже худого Такуму. Пока Харуюки неподвижно стоял, пытаясь избавиться от шока – Сиан Пайл медленно повернулся влево и уставился на него. Голова Сиан Пайла была скрыта стильным каплевидным шлемом. На забрале виднелось несколько длинных и узких щелей, средняя часть которых была обращена вниз. Внешне все это напоминало маску для кендо. В одной из щелей вдруг ярко вспыхнули два синевато-белых глаза. Аватар медленно поднял левую ногу и тяжело топнул. С чавкающим звуком устилающая пол слизь расплескалась во все стороны. Еще раз Сиан Пайл топнул левой ногой, и лишь тут взгляд Харуюки прилип к правой руке Сиан Пайла. Что… что это?! На правой руке была вовсе не перчатка. От локтя и ниже вместо руки шла здоровенная трубка. Толщиной трубка была сантиметров пятнадцать, длиной около метра. На конце ее было отверстие, из которого высовывался острый стержень, испускающий опасный блеск. Судя по цвету брони, обволакивающей все тело Сиан Пайла, его специализация – «синий, ближний бой». Более того – по словам Черноснежки, он был чертовски близок к идеальному синему. Стало быть, этот острый стержень не может быть метательным оружием. Но, хоть Харуюки и пришел к такому выводу, он не смог удержаться и сделал шаг назад. Словно пытая стоящего столбом худощавого Сильвер Кроу, Сиан Пайл медленно шагнул по органическому коридору раз, потом еще. И вдруг остановился. Маска с параллельными щелями повернулась, оглядывая окружение. Потом из-под нее донесся голос – мрачно-искаженный, но все равно узнаваемый, столько лет слышимый голос Такуму, лучшего друга Харуюки. – Хмм, арена «Чистилище». Давненько я ее не видел. Какие там у нее свойства? Услышав эту беззаботную речь, Харуюки невольно раскрыл рот. – Та… Таку… СУГЯАААА!!! Резкий взмах правой руки – и стальной стержень Сиан Пайла впился в металлическую стену коридора, проделав уродливую брешь. На пол посыпались и потекли обрывки металла, слизь и какие-то непонятные раздавленные жуки. Харуюки проглотил слова и лишь икнул, съежившись в страхе. Кинув быстрый взгляд на его реакцию, Сиан Пайл продолжил тем же непринужденным тоном: – Твердая, как я и думал. Разрушать эту арену будет трудновато. Бумм. Он снова зашагал вперед, его здоровенная синяя фигура росла перед глазами Харуюки, словно нависая над ним. – Хару… Хару. Как всегда, ты потрясающе быстро управляешься с виртуальным рабочим столом. Мне оставалось всего лишь нажать кнопку «Дуэль», но ты успел-таки влезть. – Та… куму… …Значит, это правда ты. Почему? Когда? Когда, черт побери, ты успел стать Бёрст-линкером? Прежде чем Харуюки успел озвучить вопросы, переполняющие ему грудь, Сиан Пайл произнес: – Подумать только, ты стал Бёрст-линкером… я просто в шоке. Вчера я не смог полностью сохранить спокойствие, как рассчитывал. Никогда бы не подумал, что мой лучший друг меня предаст, а, Хару? – Та… куму… н… нет, все не так. Это… Слова, хрипло выдавливаемые Харуюки, потонули в грохоте стального стержня, вновь ударившегося о стену. – …Тебе понравилось, Хару? Тебе понравилось подсоединяться к Ти-тян у нее на кровати? Понравилось обниматься с ней? Понравилось прикасаться к телу Ти-тян, думая при этом обо мне? Это не Такуму! – лишь мысленно выкрикнул Харуюки. Это не тот Таку, которого я знаю. Таку не стал бы говорить таких вещей. Он всегда бодрый и веселый, он никогда не выказывает раздражения – вот настоящий Такуму. Сиан Пайл – кто-то другой. Ну конечно – он заразил бэкдором и нейролинкер Такуму тоже и подсоединяется откуда-то издалека. Харуюки отчаянно пытался убедить себя в этом. Но в то же время он вспомнил то присутствие, которое тогда ощутил… Харуюки был уверен, что чужое присутствие, которое он ощутил там, в Прямом соединении с Тиюри, когда обнаружил вирус в ее нейролинкере, – присутствие кого-то, кто затаился в глубине, всматриваясь и вслушиваясь, – было точно таким же, как то, что сейчас исходило от синего дуэльного аватара, стоящего перед ним. И, быть может, оно же было в беглых взглядах, которые Такуму кидал на играющих Харуюки и Тиюри уже давно – с тех самых времен, когда все трое были еще совсем детьми. – Таку… значит, это ты. Слова, вырвавшиеся из-под серебряного шлема Харуюки, прозвучали так сильно и остро, что он сам удивился. – Это ты заразил вирусом нейролинкер Тию. Ты втихаря подключался к Тию, заглядывал в ее память, подглядывал и подслушивал в свое удовольствие! – Только не надо называть это вирусом. Остановившись в пяти метрах от Харуюки, громадный аватар изящно взмахнул левой рукой – это изящество было единственным, что выдавало в нем Такуму. – Ти-тян – моя девушка. Так что наши с ней Прямые соединения – это вполне естественно. А согласиться на Прямое соединение – то же самое, что отдать свой нейролинкер партнеру. Обходить парольную защиту, заглядывать в глубочайшие уголки памяти, просматривать любые файлы, устанавливать любые программы – это все можно. Или я неправ? Хару, ведь ты тоже… Харуюки почувствовал, хоть и не видел этого, что лицо под щелями, пересекающими маску Сиан Пайла, искажено злобной усмешкой. – Ведь ты тоже подсоединился к Ти-тян и заглядывал в ее память, да? А ты ведь даже не ее парень. Это ты воспользовался добротой Ти-тян и притворился, что тебя надо жалеть, не так ли? – Это… это… – Ты всегда такой был, Хару. Сиан Пайл продолжал говорить спокойным голосом, когда большой металлический жук необычной формы попытался проскочить мимо него по стене. Сиан Пайл небрежным движением поднял правую руку и гигантской иглой проткнул панцирь насекомого. Отчаянно пища, жук замахал своими многочисленными ногами в попытке высвободиться. – Всегда, всегда, уже много лет ты говоришь Ти-тян: «Разве я не жалкий? Разве я не никчемный? Так что будь добра со мной. Заботься обо мне больше». Даже если ты не говоришь это словами – твое поведение, твои глаза… нет, правильнее сказать – само твое существование. С мокрым хлюпающим звуком игла погрузилась в жука глубже. Разлетелись зеленые брызги; виртуальное насекомое забилось еще отчаяннее. – Девушки – непонятные существа. Ти-тян, похоже, приятнее не держаться за руки со мной, а тащить за руку тебя и при этом ворчать и жаловаться. Всегда, все эти годы она куда веселее, когда приглядывает за тобой и сует нос в твои дела… Скажи, ты знал? Что всякий раз, когда она куда-то идет, она таскает с собой громадный платок. Чтобы тебе пот утирать. ХРЯССЬ!!! С кошмарным треском жук лопнул; темно-зеленые обломки его панциря, ноги и слизь разлетелись во все стороны. Глядя, как с иглы стекают жучиные внутренности, ошеломленный Харуюки спросил Сиан Пайла: – Так ты поэтому?.. Ты поэтому признался Тию два года назад? Как будто торопился?.. – Не «как будто». Я действительно торопился. Если бы все так и продолжалось, Ти-тян до конца своих дней пыталась бы за тобой присматривать, ты в курсе? Как в какой-нибудь древней манге, которой у тебя тонна. «Раз без меня ты ни на что не годен, я выйду за тебя». …О, или ты так и планировал насчет Ти-тян? Ха-ха-ха-ха! Смех Сиан Пайла звучал приятно, но был в нем какой-то искаженный отзвук, заставляющий содрогнуться. Нет. Не так все – Такуму, ты ошибаешься. Тиюри вовсе не получала удовольствие, присматривая за никчемным мной. Она действительно беспокоилась и страдала. Но Харуюки не знал, как облечь эти мысли в слова, как донести их до Такуму. Потому что, если смотреть поверхностно, то, что сказал Такуму, было истинно в какой-то степени. Сиан Пайл сделал еще шаг навстречу стоящему столбом Харуюки. – Два года назад, когда Ти-тян выбрала меня, я был так рад. Я подумал, что Ти-тян тоже наконец поняла. Что куда лучше радоваться жизни рядом со мной, чем вечно страдать, приглядывая за Хару. В конце концов… это было прагматичное решение. – Прагма… тичное? – «Мы же не можем всю жизнь оставаться, как в начальной школе», да? Эти слова Харуюки сказал Тиюри совсем недавно. Сиан Пайл приподнял измазанный зеленью кончик металлического стержня, будто спрашивая, согласен ли Харуюки. – Ти-тян тоже девочка… нет, женщина. В конце концов она поняла: встречаться с парнем, которым можно хвастаться перед подружками, счастливо выйти замуж, потом достойно жить – вот в чем настоящее «счастье». Поэтому и я старался изо всех сил. Я много учился, чтобы попасть в мою нынешнюю школу, я бегал каждый день, чтобы тренировать тело. А ты в это время играл в бесполезные игры и дрых, Хару. – Ты… ты это
серьезно? Это вырвалось у Харуюки почти рефлекторно; он по-прежнему не мог собрать вместе свои мысли. – Ты серьезно веришь, что Тиюри выбрала тебя из такого вот расчета?! – Мне не нравится, когда ты называешь это «расчетом». Это объективный взгляд на вещи. Ху-ху-ху, – вновь рассмеялся Сиан Пайл. – Ти-тян имеет право быть счастливой. Она имеет право встречаться со мной, лучшим среди всех первоклассников в школе и победителем чемпионата города по кендо. – … Харуюки резко втянул воздух. Я так и думал – это не Такуму. Я не верю, я не хочу верить, что это и есть истинная натура Такуму. Что-то извратило его. Конечно, и на Харуюки, и на Тиюри лежала часть вины. Тиюри, встречаясь с Такуму, продолжала хранить чувства к Харуюки. Это тоже помогло загнать Такуму в угол. Но – куда сильнее, скорее всего, изменило Такуму другое. – …Ты ошибаешься, Таку. Харуюки поднял серебряную маску и уставился прямо в горящие глаза Сиан Пайла. – Первое место, чемпионат – все это не твоя сила. Это сила «Брэйн Бёрста»… сила «ускорения». Когда? Когда ты стал Бёрст-линкером? Молчание залило арену «Чистилище». Стайка жуков проползла у них под ногами; время от времени в стенах открывались отверстия, будто ноздри живого существа, и из них выходили струйки пара. Начавшись с 1800, счетчик времени отмерил уже 200 секунд. Когда цифра сотен сменилась на «5», Сиан Пайл наконец ответил. – Это моя сила. Он указал иглой правой руки на Харуюки. – «Ускорение» – моя сила. Это моя сила, я создал ее, с детства тренируя свой ум интеллектуальными программами в нейролинкере до такой степени, что почти ненавидел их! Я стал Бёрст-линкером всего год назад. Капитан моего клуба кендо – мой Родитель… и он близок к Синему королю. Он многого ожидал от меня. Я стал кандидатом в элитные бойцы, но… ГАГЯААААН!!! Он махнул правой рукой, оставив шрам на стене. – Слишком поздно!!! Ты ведь только недавно стал Бёрст-линкером, да? И ты сразу считаешь, что ты со мной на равных, да, Хару?! Теперь ты уверен в силе своего «ускорения» и думаешь, что сможешь снова забрать себе Ти-тян?! Ничего не выйдет, Хару. Тебе не победить меня. В учебе, в спорте, в чувствах Ти-тян… и, уж конечно, здесь, в ускоренном мире. Я заставлю тебя понять. Ты поймешь мою силу… против твоего чахлого дуэльного аватара. Глаза Сиан Пайла вспыхнули убийственным огнем. Он серьезен. Такуму серьезно настроен драться. Внутри Харуюки все еще теплилась надежда: «Если я выплесну на него все слова, он поймет. Я хочу объяснить чувства Тиюри и мои тоже. Я не хочу сражаться с ним». Но если Харуюки сейчас проиграет – Сиан Пайл вызовет на дуэль Блэк Лотус. И нападет, пока она без сознания. Черноснежка тут же потеряет все очки и лишится способности к ускорению. Только не это. Что бы ни случилось, он должен это предотвратить. – …Таку. Ты правда классный. Ты можешь учиться, заниматься спортом, ты такой клевый. У тебя есть все, чего нет у меня, – промямлил Харуюки, глядя в пол. Но тут же он поднял голову и, глядя Сиан Пайлу в глаза, выкрикнул: – Но ты идиот. Самый большой в мире идиот! – …Что? Это я идиот? – Да, ты – потому что ты не можешь меня победить! Или ты забыл? За все это время – сколько было игр, в которые ты у меня выигрывал? – …Хару, Хару, – в голосе врага прозвучал смешок, но тут же Сиан Пайл яростно воскликнул: – Ну, значит, здесь и сейчас… ты лишишься остатков своей гордости!!! Бумм!!! Сиан Пайл оттолкнулся от пола и прыгнул вперед. Оставшиеся между ними два метра он покрыл со скоростью, какой трудно было бы ожидать от такого здоровенного тела. Но, как Харуюки и думал, по сравнению с мотоциклом Эш Роллера это было медленно. Я проскочу мимо него. А потом побегу куда-нибудь, где места больше. В холл… нет, на крышу. Харуюки сосредоточил все внимание на правой руке Сиан Пайла. Враг специализируется в ближнем бою, значит, пока Харуюки вне досягаемости этой иглы, урона он не получит. Сиан Пайл отвел руку, готовясь нанести удар; увидев это, Харуюки тоже побежал, стремясь обогнуть его с другой стороны. Скорость Сильвер Кроу, практически единственная его сильная сторона, похоже, стала для противника неожиданностью. С намеком на удивление правая рука прочертила дугу и нацелилась в Харуюки. …Я увернусь!!! Предугадав траекторию атаки, он чуть подсел и метнулся вперед, пытаясь прорваться мимо левой ноги Сиан Пайла. ГШШШ!!! В это самое мгновение раздался неожиданный звук. Уголком глаза Харуюки увидел, как струя пламени вырвалась из заднего конца широкой трубки, прикрепленной к правому локтю Сиан Пайла. Из переднего края вперед метнулась толстая блестящая игла – с такой скоростью, за которой он никак не мог уследить. Это было не огнестрельное оружие, а, похоже, просто штуковина, которая могла удваивать свою длину, но и этого хватило, чтобы достать Сильвер Кроу. ДЗЯК!!! Неприятный звук чего-то ломающегося распространился по всему телу Харуюки. В то же мгновение – удар. И тупая, ноющая боль. Харуюки увидел, как кончик стальной иглы проткнул его левый локоть и оторвал руку. Харуюки запоздало вспомнил, что «пайл» может означать и «пику». Рука упала на пол, испуская искры в месте отлома, после чего рассыпалась на тысячи мелких фрагментов и исчезла. Полоса хит-пойнтов в верхнем левом углу поля зрения резко просела, сразу на 30% – от одной-единственной атаки. Однако Харуюки было некогда сожалеть, что в самом начале боя он получил такой удар. Потеряв равновесие, громко ударившись спиной о стену коридора и упав, он увидел, что вытянувшаяся вперед брутальная стальная игла – нет, стальная пика – уходит обратно в правую руку Сиан Пайла. Очевидно было, что, как только пика зарядится в трубку, она выстрелится вновь. Атака эта, скорее всего, наносит «колющий урон». Будучи металликом, Сильвер Кроу должен иметь хорошую сопротивляемость колющему урону. Почему же, несмотря на это, он от одного удара лишился руки – из-за неудачного места попадания, из-за разницы в три уровня, или же просто такова была сила Сиан Пайла? Пока эти мысли мелькали у него в голове, Харуюки вскочил на ноги и отпрыгнул, чтобы создать дистанцию. Потом, не оглядываясь, он на полной скорости помчался в холл. – Ха-ха-ха! Что, собираешься сбежать, Хару?! Влетев в холл, будто подгоняемый искаженным хохотом, доносящимся сзади, Харуюки быстро огляделся. Длинные скамьи для ожидающих, выстроившиеся рядами, превратились в нечто железное с торчащими во все стороны шипами – просто какие-то средневековые пыточные орудия; вокруг стойки регистратуры справа обвилась ржавая колючая проволока. Людей, естественно, не было. А позади стойки Харуюки увидел то, что искал. Двери лифтов. На арене «Конец века» входить в здания запрещено, так что, естественно, и работающих лифтов там нет, но, раз на арене «Чистилище» интерьеры зданий воссозданы с такой детализацией, лифты вполне могут функционировать. Подбежав к лифту и молясь в душе, Харуюки нажал кнопку в форме черепа рядом с дверью, ставшей железной и очень злобной на вид. И вот – с веским металлическим стуком и лязгом створки раздвинулись в стороны. Отлично! Он сжал правую руку в кулак. Сзади приближался тяжелый топот Сиан Пайла. Нырнув в кабину лифта, смахивающую больше на тюремную камеру, Харуюки стукнул кулаком по кнопке «К». Быстрее, давай быстрее. В то же мгновение, когда двери убийственно медленно наконец-то закрылись, что-то с грохотом врезалось в них снаружи. Через оставшийся между створками пятисантиметровый промежуток просунулся сверкающий кончик иглы. – !!! С трудом удержавшись от вскрика, Харуюки отпрыгнул назад и прижался спиной к стене. ГШШШ!!! Стальная пика, слегка погнув створки, метнулась вперед и остановилась в считанных сантиметрах от тощего живота Харуюки. Потом жестоко сверкающая штуковина оттянулась назад – и тут же кабина лифта содрогнулась и с лязгом поползла вверх. – Ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха-ха-ха!!! Этот воющий смех продолжал липнуть к ногам; Харуюки топнул правой ногой и оторвал его. Выбравшись на крышу, Харуюки судорожно вздохнул и огляделся. – … Его глаза округлились. Небо арены «Чистилище» было залито гнетущим желтоватым светом, плывущие в нем темные облака напоминали каких-то живых тварей. Окружающие улицы, прототипы которых составляли центр Сугинами-ку, все отблескивали влажным темно-ржавым цветом, словно кровеносные сосуды громадного монстра. Вдали виднелась группа башен, торчащих вверх, как копья, – похоже, здание правительства Токио и окружающие его небоскребы. Какие же размеры у этой арены? Едва Харуюки так подумал, как у него перехватило дыхание. Здесь были люди. Нет, эти силуэты слишком странные, чтобы их можно было назвать людьми. Собравшись небольшими компаниями на крышах окрестных домов, более высоких, чем больница, они смотрели на Харуюки сверху вниз. Незнакомые Бёрст-линкеры – зрители. Откуда?! Но после кратковременного замешательства Харуюки понял. Сам Харуюки сейчас не был подключен к Глобальной сети, но другой участник дуэли, Такуму, видимо, был. Непонятно, почему он пошел на риск возможного вмешательства со стороны, но, как бы там ни было, арена оказалась открыта, и в результате здесь появились все Бёрст-линкеры, зарегистрировавшие Сиан Пайла и Сильвер Кроу в своих «зрительских списках». Впрочем, наличие зрителей не очень-то меняло ситуацию. Голубой треугольник курсора, слегка подрагивая, начал медленно менять направление; это означало, что Сиан Пайл тоже вошел в лифт и поднимается на крышу. Отойдя по просторной крыше в сторону метров на десять, Харуюки повернулся к лифту лицом. Здесь, в отличие от коридора, можно было уворачиваться сколько душе угодно. Я уже собственным телом определил пределы досягаемости пики Сиан Пайла. Если я буду осторожен, если буду следить за его правой рукой, я смогу каждый раз уклоняться. Только не бояться. Я должен справиться. Харуюки продолжал говорить себе это, когда кабина лифта с лязгом остановилась и створки медленно раздвинулись. Здоровенная туша Сиан Пайла, с трудом умещавшаяся в тесной коробочке, выбралась на крышу, и глаза в щели тускло блеснули. – …Понятно. Здесь ты сможешь носиться взад-вперед, бить и отскакивать, Хару… нет, Сильвер Кроу. – Ага, и тебе с твоим
телосложением внизу наверняка слишком жарко. – А-ха-ха, подумать только, что это я услышу именно от тебя. Рассмеявшись горловым смехом, Сиан Пайл медленно двинулся вперед. Харуюки чуть подсел, оценивая глазами расстояние между ними. Сиан Пайл еще не видел истинную скорость Сильвер Кроу. В этом был единственный шанс на победу. Прежде чем Сиан Пайл приспособится, надо вырвать у него эту победу – любой ценой. Тяжелый ботинок сделал четвертый шаг и уже готов был опуститься на землю, когда Харуюки со всех ног понесся вперед. Воздух свистел у него в ушах; синяя громадина оказалась рядом мгновенно. Правая рука Сиан Пайла неотрывно следила за приближающимся по прямой Харуюки. …Сейчас!!! Внезапно Харуюки с силой толкнулся левой ногой и прыгнул вправо. И тут же стальная пика с воем рванулась вперед на сверхскорости. Среагировать на нее, увидев, как она вылетает, практически невозможно, но если предсказать ее траекторию заранее – другое дело! Наконечник пики остановился, чуть-чуть не достав до левой щеки Харуюки, метнувшегося по дуге к левому боку Сиан Пайла. Чувствуя жар на щеке, Харуюки что было силы оттолкнулся от крыши правой ногой и – – Уу… рааааа!!! Правый кулак Харуюки воткнулся в беззащитный бок Сиан Пайла. Мощная отдача. Громадное тело содрогнулось. Еще – не останавливаться! Сиан Пайл крутанулся на месте, но Харуюки успел забежать ему за спину; на этот раз он нанес боковой удар правой ногой по левой икре врага. Сиан Пайл потерял равновесие, и Харуюки добавил левым коленом в спину. БАММ!!! Тяжелый грохот удара – и враг согнулся буквой «Г». Шатаясь, Сиан Пайл чуть отошел и простонал с ненавистью в голосе: – Гха… этого… можно было ожидать, ты правда крут в играх, Хару. Но… такие слабые атаки мне… пофиг!!! Левый кулак Сиан Пайла со свистом рассек воздух; едва увернувшись, Харуюки крутанулся всем телом и использовал инерцию этого движения, чтобы ударить правой пяткой Сиан Пайла в незащищенную шею. – Ггуууу!!! Не слушая вопли Такуму, Харуюки продолжил развивать атаку. Он наносил удар за ударом без перерыва; он бил не только ногами и правой рукой, но даже обрубком левой. Он и не заметил, как сам принялся орать тоже. – Ты… идиот!!! Большой, здоровенный кретин!!! Тию!!! Тию вовсе не хотела, чтобы ты был лучшим среди первоклашек, чемпионом города и всем таким прочим!!! Нанеся в прыжке удар ногой, Харуюки тут же схватил Сиан Пайла за шлем и со всей силы боднул серебряной головой в маску. Раздался хруст, и кусочек синей маски отвалился. Сиан Пайл потерял равновесие и опрокинулся на спину; Харуюки уселся на него сверху и принялся методично молотить правым кулаком. – Тию всего лишь хотела, чтобы ты оставался таким же, каким был!!! Кто, ты думаешь, заставляет ее видеть только прошлое, кто заставляет ее думать, что она хочет вернуться в добрые старый дни, – это ты, Такуму!!! Из нас всех изменился только ты!!! Ни о чем не думая, он изрыгал эти слова с жестокой яростью. Но, пока он кричал, глаза Сиан Пайла в похожих на расселины щелях маски горели ледяным огнем. – А ну… не… Внезапно Сиан Пайл рывком скрестил свои толстые руки на груди, будто защищаясь. Харуюки не сразу сообразил, что это было вовсе не защитное движение. – Не зазнавайсяааааа!!! С этим выкриком Сиан Пайл раскинул руки в стороны, и острые концы более чем десятка стержней со стуком появились на поверхности бронированных живота и груди. Что?! Плохо – уклон – Но ровно в тот миг, когда Харуюки собрался оттолкнуться обеими ногами и отскочить – – «Сплэш стингеееееееееер»!!![17] До-до-до-до-до-до!!! Раздался звук, напоминающий очередь из крупнокалиберного пулемета, и множество стержней полетело в Харуюки – в упор. – Ккуооо!!! Каким-то чудом ему удалось увернуться от игл, летящих в голову и середину груди. Но тут же Харуюки ощутил мощные удары в левое плечо, левый бок и правое колено; его подбросило в воздух, как кучу хлама, и он грохнулся на спину. – Ггух… ххааа!.. – вырвался у него то ли вздох, то ли стон. Перед глазами замелькало, по всему телу разошлась тупая, тяжелая боль. Просто невероятно, что это – виртуальный урон, передающийся ему в мозг через нейролинкер. Что, черт побери – что это сейчас было?! Опершись о крышу правой рукой и кое-как приподнявшись, он увидел, что Сиан Пайл уже встал. – Ку… ху, ху-ху-ху-ху-ху. Словно какие-то винтики в нем разболтались; из-под синей маски Сиан Пайла медленно вытекали смешки. – Ку-ху-ху-ху. Ты… довольно активно меня молотил, не так ли? Я даже был немного удивлен. Но… в конце концов, ты всего лишь мелкая надоедливая таракашка. Можно даже подумать, что ты нарочно заполнил мою полосу спецатаки. – Спец… атаки… Пробормотав это, Харуюки еще раз оглядел полоски в верхней части поля зрения. Влево и вправо протянулись толстые полосы хит-пойнтов. У Сиан Пайла осталось 60%. От яростной атаки Харуюки он понес невероятный урон. Но у Харуюки, только что получившего в упор залп металлических стержней, оставалось всего 30%. Под каждой полосой хит-пойнтов была еще одна, светло-зеленая. У Сиан Пайла она была заполнена процентов на 70. У Харуюки – практически до краев. – Э, э, только не говори мне, что впервые слышишь об этом, Сильвер Кроу. Испустив очередное «ку-ку-ку», Сиан Пайл медленно двинулся вперед. – Обмен спецатаками – это же суть дуэлей. «Сплэш стингер», с которым ты только что познакомился, – моя спецатака второго уровня. Идеальный вариант против маленьких надоедливых тараканов, правда? О, кстати говоря, твоя полоса тоже заполнилась. Пожалуйста, не стесняйся, используй ее сколько твоей душе угодно. Харуюки заскрипел зубами. Единственная спецатака, доступная Сильвер Кроу, удар головой, никак не может тягаться с атакой Сиан Пайла, обладающей куда большей досягаемостью. Более того, начальное движение этой атаки долгое и очевидное – все равно что самому предупредить противника «сейчас атакую». …К черту – не нужны мне никакие спецатаки. У меня есть кулак, ноги и скорость. Когда у него наконец перестало кружиться перед глазами, Харуюки вложил силу в правую ногу, чтобы быстро вскочить. Но. Он услышал страшный треск. И звук чего-то металлического, упавшего на твердую поверхность. В замешательстве глянув вниз, он обнаружил перед собой тонкую серебряную ногу, пробитую колом и переломившуюся в колене… – Ах-ха, а-ха-ха-ха-ха-ха!!! – пронзительно заржал Сиан Пайл. – Нога отвалилась!!! Надо же, какая хлипкая ножка!!! И это называется металликом?! Но его голос не достигал сознания Харуюки. Черт. Черт!!! Без ноги я не могу бегать. Не то что уворачиваться и бегать – я и ходить-то смогу с трудом. Холод страха быстро расползался по животу. Как паршиво. Я не могу проиграть. Я должен защитить семпая любой ценой. БУМ. Тяжелый ботинок опустился на оторванную ногу Харуюки и разбил ее, как стеклянную. Харуюки поднял голову. Сверху вниз на него тихо смотрели два сине-белых глаза. – …В итоге вот ты какой, Хару. Тихий голос, почти шепот. – И это тебе в самый раз. Однако ты ведь только что говорил мне все, что тебе хотелось? Как будто ты один понимаешь Ти-тян? – …Уж по крайней мере я ее понимаю лучше, чем ты. – А меня? Ты хоть когда-нибудь думал обо мне? Когда мы с Ти-тян наедине, она иногда вдруг делает такое грустное лицо… и я знаю – это из-за того, что она думает о тебе… ты думал, что я тогда чувствую, Хару? Сделав короткую паузу и придвинув лицо ближе, Сиан Пайл – Такуму – произнес решающие слова. – Из-за того, что ты такой. Его тон звучал даже мягко в каком-то смысле, но эти слова пронзили грудь Харуюки, войдя куда глубже, чем стальные колья. – Из-за того, что ты такой, мы с Ти-тян не можем идти вперед; мы как будто барахтаемся в болоте и не можем выбраться. Пропади пропадом, Хару. И освободи нас с Ти-тян. БУМ. На этот раз он наступил подошвой ботинка на здоровую ногу Харуюки. Картинно выпрямившись и взметнув вверх правую руку с трубкой-пикометом, Сиан Пайл прочертил кончиком пики какую-то замысловатую фигуру. И тут же вся рука, от трубы до плеча, окуталась ярко-синим светом. Внезапно труба загудела и стала втрое толще, чем была. Торчащий из нее наконечник был уже не заостренным, а плоским, словно гигантский молот. И этот молот вдруг нацелился на Харуюки, который даже помыслить не думал о том, чтобы двигаться.