— Не нужно. Принесите ей то же, что и мне, — обратился Дрю к официанту. — Сами знаете, как женщины сходят с ума из-за веса! И зря — особенно в твоем случае, котенок.
И он, не таясь, подмигнул ей.
— Хорошо, мистер Гловер.
Официант понимающе улыбнулся ему и записал заказ.
Лишь воспитание не позволило Шелли затеять спор, но, едва официант отошел от столика, она почувствовала непреодолимое желание швырнуть в лицо Дрю вазу с хлебом. Она наклонилась вперед.
— Ушам своим не верю! — прошипела она. — Напрасно я позабыла, каким невыносимым тираном ты умеешь быть!
— Не устраивай сцен на людях, — спокойно отреагировал Дрю.
— Начал ты!
— Доверься мне. — Он пристально посмотрел на нее. — Когда ты ела в последний раз?
Шелли задумалась.
— Я завтракала.
— А что было на завтрак?
— Как обычно. Фрукты и йогурт.
— Вот именно. После этого ты проехала от Лондона до Милмута, прогулялась по пляжу, потом некоторые переживания в доме мамы, наконец, приехала сюда, приняла ванну…
— Дрю, ты, кажется, решил за мной шпионить?
Он не обратил внимания на эту реплику.
— Ты не сможешь прийти в норму, если не будешь давать телу топливо, которое ему требуется.
— Что ты привязался к моему телу?
— Я уже объяснял: оно чересчур костлявое. Выпей.
Он налил красного вина, и Шелли почувствовала его богатый и сильный букет.
Она отпила глоток. Обоняние не обмануло ее.
— Лучше?
— Немного, — согласилась она, чувствуя, что начинает расслабляться.
Дрю откинулся на спинку стула и посмотрел ей в глаза.
— А теперь с чего начнем?
Шелли уловила напряженную нотку в его голосе и, решив сделать вид, что не понимает его, принялась двигать по скатерти столовые приборы.
— Предполагаю, что ты пришел с улицы, а потом тебя наняли.
— Очень забавно! — Дрю изучал ее лицо. — Хотя тебя бы не удивило, если бы я взял в руки тарелку с супом и принялся хлебать через край!
— Ох, опять ты выпускаешь колючки!
— Это только с тобой, котенок. Только с тобой.
Со вздохом она взяла кусок хлеба.
— Объясни мне, чего ты хочешь…
— Подробно и беспощадно?
— Ладно, вероятно, пришло время для откровенности. — Резким движением она откусила сразу большой кусок хлеба и заметила, как Дрю вздрогнул. — Мне следует рассказать тебе, что произошло в тот вечер между мной и Марко?
— Думаешь, это что-нибудь изменит?
Нет, она так не думала. Чудес не бывает. Но, возможно, что-нибудь изменится в его отношении к ней. Хотя бы отчасти уйдет презрение.
— А что ты вообразил, Дрю? Это был невинный вечер, закончившийся невинным поцелуем! Все.
— Все? — Синий блеск его глаз пронзал ее. — Ты солгала мне. Ты солгала мне, Шелли? Да или нет?
— Да! — выпалила она. — Но ты подумай, почему я тебе солгала! Потому что я боялась рассказать тебе всю правду! Дрю, тебе не кажется, что мы находились в неравном положении? Я не решилась рассказать тебе о том, что сделала глупость!
Она выскочила из машины Марко и помчалась к дому матери, как будто за ней гнались все демоны ада. Да так оно, наверное, и было. Мать испугало побледневшее лицо дочери.
— Шелли, что такое? Что происходит?
— Ничего не происходит! — Шелли всхлипнула. — Ничего!
— Но…
— Оставь меня в покое, мамочка, — взмолилась она. — Пожалуйста!
Пошатываясь, она вошла в ванную, заперлась там, сбросила с себя всю одежду и начала яростно мыться. При этом она так натирала себя мылом, что это было похоже на самоистязание.
Одежда казалась ей грязной; Шелли чувствовала, что никогда не сможет ее надеть. Поэтому она затолкала все в пакет и уже направлялась с ним к мусорному баку, когда из темноты к ней шагнула высокая фигура.
Она начала виновато:
— Д-Дрю…
Голос изменял ей.
— В чем дело, Шелли?
Низкий, тихий, холодный голос. Она еще никогда не слышала, чтобы он говорил таким тоном.
— Н-ни в чем, — чересчур беззаботно ответила она.
— Вот как? Ты очень бледная… Посмотри, у тебя дрожат руки.
— Да… Холодно…
— Да, — подтвердил Дрю. — Холодно. В такой холод не обязательно выносить мусор.
Вот тогда ей следовало выложить все. Выпалить все и выслушать все упреки и проклятия, которые он мог произнести. А потом, может быть, заслужить его прощение. Но она боялась. Шелли пугало то, что она совершила, и тогда она выбрала самый худший путь.
— Понимаешь… — Она нервно облизнула губы. — Я хотела помочь маме.
— Как мило. — Молчание. — Что ты выбрасываешь? — вдруг спросил он.
Шелли вздрогнула.
— Что?
— Ты слышала мой вопрос. Я спросил: что ты несешь выбрасывать?
Тут она совершила страшнейшую ошибку — она попыталась избавиться от пакета.
— Неужели ты интересуешься нашим домашним мусором, Дрю?
— Ты не скажешь?
— Дрю!
— Покажи.
— Дрю…
— Покажи.
Она отвернулась. Сердце ее стучало так, что у нее мелькнула мысль о смерти. Но она не услышала, как шуршит пластиковый пакет, который Дрю извлек из мусорного бака. Она вновь повернулась к нему. Последняя надежда еще оставалась в ней, и она взмолилась о том, чтобы ей был дан еще один шанс.
Увидев его лицо, она поняла, что ее молитвы не услышаны. Темное, жестокое, неумолимое, дьявольское лицо. И она сникла.
— Так, — с насмешкой произнес он. — Неверность. Это слово как будто несмываемыми чернилами написано у тебя на лице.
— Я объясню…
— Что объяснишь? — ледяным тоном спросил он. — Объяснишь, что ты гуляла со своим красавцем, итальянским плейбоем?
— Дрю…
— Пила с ним? Выставляла себя напоказ вместе с ним в «Западном»?
— Это же не то…
— Что — не то? Не то, о чем мне твердят на каждом углу?
Шелли облегченно вздохнула. Значит, сам он ничего не видел. Слава богу. Она попала в переплет, но это все можно исправить.
— И он покупал тебе шампанское и кормил оливками из своих рук? И ты сидела там и хихикала, как тринадцатилетняя девчонка?
— А не как старуха, которой почти уже двадцать один год? Это ты хочешь сказать? — закричала она, уязвленная откровенным презрением, отразившимся на его лице. — Которую жених водит на поводке?
А он продолжал, как будто не слышал ее. Голос его звучал несколько спокойнее, но от этого ей стало еще больше не по себе.
— А потом он привез тебя сюда на своей пакостной машине?
— Да ты завидуешь…
— Его машине? Нет. Мужчины часто покупают такие машины в порядке компенсации за некоторые… как бы сказать… отклонения. Знаешь, говорят: большой «ситроен», да маленький… — Непроизнесенное слово повисло в воздухе. — И об этом ты должна была знать, не правда ли, Шелли?
— Черт подери, о чем ты?
— Я не настолько глуп, и не строй из себя оскорбленную невинность! Я видел тебя! Этого достаточно? — Голос его задрожал. — Собственными глазами видел!
— Ты… видел меня?
Она застыла, не веря.
— Да. Видел, как именно он тебя целовал. Я стоял и смотрел и запомнил все, котенок…
— Тогда ты видел и то, как я вырвалась из машины, — защищалась она.
— Конечно, — подтвердил он. — Я не думаю, что даже у тебя хватило бы наглости заниматься сексом в машине рядом с домом твоей матери и жениха!
— Ты с ума сошел!
— Так оно и должно быть, — холодно согласился он, и внезапно в его глазах появилось нечто непонятное, что заставило ее сердце вздрогнуть от страха. И возбуждения.
— Дрю!
Она интуитивно ощутила какую-то опасность.
— Что? — негромко откликнулся он. — В чем дело?
И тут он сжал ее руками, впился губами в ее губы, но это действие никак не могло называться поцелуем. Если только поцелуй — это знак взаимного влечения и нежности. Влечение здесь присутствовало, но о нежности не могло быть и речи.
— Дрю! — прошептала она сквозь струю его жаркого, гневного дыхания.