– Арчибальд, по-моему, вы сегодня малость не в своей тарелке? В чем дело? – попыхивая трубкой, спросил священник.
Полицейский – крайне неумело – изобразил удивление.
– Да ничего, уверяю вас, преподобный…
– Ну-ну, сержант Мак-Клостоу, неужто вы забыли, что не имеете права лгать ни пастору, ни земляку, ни другу? Или правда так тяжела?
Немного поколебавшись, Арчибальд уступил.
– Преподобный, я боюсь, что теряю надежду на райское блаженство…
– Ого! И какая же слабость тому виной?
– Да то, что я день-деньской сыплю проклятиями, дохожу до такого бешенства, что почти теряю рассудок и не в состоянии мыслить здраво.
– Но раз вы отдаете себе в этом отчет – не все потеряно. Можно найти и лекарство. Например, почему бы не сделать небольшое усилие воли и…
– Я на это не способен, преподобный, во всяком случае, пока она тут!
– Она?
– Эта чертовка Иможен Мак-Картри!
– Ах, вот оно в чем дело! То-то я слышал, что еще до моего приезда в Каллендер из-за этой особы случились какие-то волнения…
Мак-Клостоу с горечью усмехнулся.
– Волнения? Да не будь у меня ангела-хранителя, я бы давно угодил из-за них в сумасшедший дом!
– Даже так?
– Повсюду трупы… Каждую минуту – нападения… и телефонные звонки с настоятельным приказом не мешать ей делать что вздумается! А ко всему прочему, вы и представить не можете себе, преподобный, как дерзко и нагло ведет себя эта нахалка!
– Вы уверены, что не преувеличиваете, Арчи?
– Преувеличиваю? Она приехала только утром, но еще до двух пополудни успела влепить мне пощечину!
– Не может быть!
– Еще как может, преподобный Хекверсон! И вас еще удивляет, что после всего этого мне больше не хочется играть в шахматы, что виски потеряло вкус (уж о чае я и не заикаюсь!), что весь день я всуе кощунственно поминаю имя Божье и то раздумываю о самоубийстве, то готов прикончить ее!
– Да ну же, Арчи, возьмите себя в руки!
– Я больше не могу, преподобный, просто не могу.
И сержант Мак-Клостоу разрыдался. Преподобный Хекверсон не выдержал. Поистине тяжкое зрелище – смотреть, как колосс более шести футов ростом рыдает словно малое дитя. Пастор встал, с отеческой заботой обхватил сержанта за плечи и прижал его буйную головушку к груди, нисколько не заботясь о том, что мокрая борода Арчибальда пачкает ему пиджак. Нежно обнявшиеся мужчины являли собой столь трогательное зрелище, что старая мисс Флемминг, заглянувшая в участок спросить, не находил ли кто ее потерянных на рынке ключей, ретировалась так быстро, как только позволял ей артрит, и немедленно побежала рассказывать всем своим кумушкам, что застала Арчибальда Мак-Клостоу за исповедью причем сержант признался отцу Хекверсону в таком тяжком преступлении, что пастор и полицейский обнялись и зарыдали. Разумеется, сообщение возбудило всеобщее любопытство, и каждый пытался истолковать преступление сержанта либо в зависимости от собственных тайных склонностей, либо от степени симпатии к Мак-Клостоу. В первую очередь, конечно, поинтересовались мнением мисс Флемминг, но та, не желая показать полную неосведомленность на сей счет, заявила, что не имеет права разглашать чужие тайны. Все одобрили ее сдержанность, но про себя затаили досаду.
Как только первые минуты волнения миновали, преподобный Хекверсон вновь обрел приличествующую его сану властность.
– Довольно, Арчи, а то я подумаю, что вы больше не достойны носить нашивки. Я понимаю, что заставила вас вытерпеть эта Мак-Картри, но не забудьте, сам Спаситель сказал нам: «Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую».
– Никогда! Пусть только попробует еще раз поднять на меня руку – и я ее удавлю на месте, а потом арестую!
– Арчибальд Мак-Клостоу! Вы, что, отказываетесь повиноваться слову Божьему?
Полицейский немного поколебался.
– Нет, конечно… – наконец покорно пробормотал он.
– В таком случае выслушайте меня: скорее всего мисс Мак-Картри уже сожалеет о содеянном зле, и потому маловероятно, чтобы…
Арчибальд издал недоверчивый смешок, и голос священника зазвучал еще суровее:
– Да, она, наверное, раскаивается и ничего подобного больше себе не позволит! Впрочем, я повидаю эту особу и потребую от нее извенений…
– Я не хочу!
– Тем не менее она извинится! Арчи, вы сегодня что-то не в меру упрямы, и мне это совсем не нравится!
– Прошу прощения, преподобный…
– Ладно. А кроме того, вам надо научиться сдерживать себя. Вы слишком раздражительны и вспыльчивы по натуре… В следующий раз, когда вы встретите мисс Мак-Картри…
– Я выпущу ей кишки!
– Нет, Арчи! Вы не выпустите ей кишки! Напротив, вы заставите себя разговаривать с кротостью и смирением, приличествующими тому, кто исповедует нашу веру и знает, что любой поступок зачтется ему в мире ином… Ну, вы даете мне слово, Арчибальд Мак-Клостоу?
Лицо сержанта исказилось от ожесточенной внутренней борьбы, но в конце концов он пошел на попятный.
– Да, преподобный, даю…
– Спасибо, Арчи.
Зазвонил телефон, и полицейский снял трубку.
– Сержант Мак-Клостоу слушает… А, это вы, Тайлер?… В чем дело? Что? Повешенный? В «Черном Лебеде»?… И кто же?… Тот самый тип, что приходил утром? Ну и ну… Вы уже предупредили Элскота?… Ладно, еду… А кто нашел тело? Что вы сказали?… Ад и преисподняя!
Священник подскочил на стуле, и Мак-Клостоу, опустив трубку, выложил ему последние новости.
– Только что в «Черном Лебеде» покончил с собой некто Джон Мортон. И знаете, кто обнаружил труп? Мисс Мак-Картри! Не успела она провести в Каллендере и шести часов, а у нас уже жмурик на руках!
Внимательно выслушав рассказ, Тайлер долго смотрел на Иможен.
– Нехорошо, мисс, – покачал он головой.
И Сэмюель отправился звонить сержанту. Искреннее огорчение констебля подействовало на мисс Мак-Картри куда сильнее, чем ярость трактирщика. На мгновение ее железная решимость заколебалась.
– Послушайте, Сэмюель, вы же не станете обвинять меня в том, что Джон Мортон покончил с собой?
– Верно, мисс, повесился он не из-за вас… Но вообще-то… не слишком ли много покойников? Стоит вам где-нибудь появиться – и тут же… Вы меня понимаете?… Можно подумать, у вас дурной глаз… – без особого тепла в голосе высказал свою точку зрения полицейский.
– Правда? Что ж! Пусть так, но это не мешает мне прекрасно видеть, что вы, Сэмюель Тайлер, – самый нелепый кретин из всех, когда-либо носивших форму констебля!
Но Иможен уже пришла в себя.
Когда в гостиницу вместе с преподобным Хекверсоном вошел Арчибальд Мак-Клостоу, мисс Мак-Картри приготовилась к обороне. Но, как спортсмен, напрягший все мускулы перед серьезным препятствием, не встретив на пути ровно ничего, спотыкается и падает, Иможен от мягкого и почти дружелюбного тона сержанта совершенно растерялась и не знала толком, что отвечать. Елейно улыбнувшись при виде своей заклятой врагини, Мак-Клостоу ласково промурлыкал:
– Ба… Кого я вижу? Да ведь это наша замечательная мисс Мак-Картри! Что у вас новенького с тех пор, как мы виделись в последний раз?
Иможен как воды в рот набрала. А констебль Тайлер таращил глаза, недоумевая, уж не грезит ли он наяву. Сержант, меж тем, продолжал:
– Судя по тому, что вы сочли нужным рассказать мне по телефону, дорогой Сэмюель, это самоубийство? Бедный мистер Мортон… Уже отправился к тем самым привидениям, в которых никак не желал верить… Очень печально, но тут уж мы ничем не можем помочь, верно? Доктор Элскот уже приехал?