Боже мой, как медленно тянется время! Кажется, оно вообще остановилось и не двигается. Как пережить мне эти двое суток? Сорок восемь часов. Когда вновь заступит на дежурство мой добрый ангел? А добрый ли он? Не подведет ли меня и мою семью? Все равно, лишь бы дожить до той минуты, когда я увижу этого блондинистого зеленоглазого парнишку, ничуть не похожего на заядлого тюремщика, по воле судьбы оказавшийся у дверей моей тюремной камеры…
И вот он появился! Как добрая весть, как первая весенняя ласточка, и мне улыбнулось счастье, обрадовало мою наболевшую, истерзанную душу, вселило надежду.
Затаив дыхание, вслушивался, как он подошел к двери, осторожно стал открывать «кормушку», испуганно оглядываясь по сторонам.
Глубокая ночь. Одни арестанты уже давно спят, другие сидят у следователей, дают «ночные показания». Я нетерпеливо стою, точнее, замер у дверей, вслушиваюсь в дыхание человека, стоящего совсем рядом. Сердце мне подсказывает, что это он, долгожданный.
Я не ошибся. Он заглянул в камеру и, увидев меня, улыбнулся. Лицо его озарилось каким-то внутренним светом, добротой, нежностью. В эту минуту трудно было сказать, кто из нас был счастливее — он или я!..
Взволнованный и радостный, он шепотом сказал:
— Привет вам от жены и сына… Я им позвонил, и они вышли в садик. Мы встретились. Я им рассказал о вас. Как они обрадовались, если бы вы видели! Просили передать, чтобы вы держались, не падали духом. Ваши добрые друзья хлопочут о вас. Надеются, что скоро будете дома… О сыне, жене не беспокойтесь. Их не обижают… Только жену уволили с работы… Подыскивает другую работу. Сказали, что все кончится хорошо, не волнуйтесь о них… Мамаша плачет, но держится молодцом. Сказала, что пойдет к начальникам, которые вас так обидели, и побьет им окна…
Паренек быстро огляделся, достал из кармана скомканную записочку и подал мне:
— Быстренько прочтите, порвите и верните мне, — затаив дыхание, прошептал он, — я ее выброшу… Если начальство ее найдет, нам обоим плохо придется… Поняли?
И дверца «кормушки» захлопнулась.
Сердце мое чуть не выскочило из груди. Я отвернулся от оконца, стал к нему спиной и, дрожа от нетерпения, стал лихорадочно читать. Буквы прыгали перед глазами, но я отчетливо видел почерк жены, сына и лихорадочно пробегал строчки самых дорогих для меня на земле людей.
Слезы душили горло, и я с трудом сдерживался, чтобы не заплакать. Прошел войну, видел столько смертей, горечи, бед, в каких только переплетах не перебывал и ни разу не заплакал, а вот теперь…
Надо было спешить, разорвать записку и вернуть клочки моему спасителю. И все же еще раз прочитал долгожданные строчки, чтобы сохранить в памяти каждое слово, каждую букву. Кто знает, когда выдастся еще такой случай!
Казалось, в мою камеру заглянул свет солнца и принес мне несказанную радость. Я ожил, словно наново родился, обрел свежие силы, чтобы выдержать все, что мне еще предстоит в этой проклятой жизни. С высоко поднятой головой понесу свой крест.
Как ни было трудно мне разорвать на кусочки записочку — эту дорогую сердцу весточку из родного дома, от моих любимых и родных, — но я не имел права хранить ее при себе. И, последний раз перечитав, я, скрепя сердце, разорвал ее на мелкие кусочки и передал моему молодому другу, чтобы он их сжег, уничтожил.
Давно я не был так взволнован и счастлив, как в эти минуты. Не знал, как и когда смогу отблагодарить юношу. Я многое обрел и в первую очередь убедился в том, что мир не так уж плох, мир не без добрых людей. Сохранилась еще людская доброта и порядочность. Стало быть, не все еще потеряно. Стоит жить и бороться! Небо не упало еще на землю. Существует на свете совесть. Значит, наберись сил и мужества, отстаивай свои права, и правда восторжествует!
У высокого чина
Это мрачное, казарменного типа здание расположено в самом центре столицы республики, на Владимирской улице. Высокая темная стена с широкими окнами, глядящими на шумную улицу, внешне даже кажется привлекательной. Окна всегда ярко освещены мощными электрическими лампами, создавая впечатление, будто там, внутри, царят постоянно праздничное веселье, мир и благоденствие. Но люди издавна почему-то обходят это домище стороной.
Справа, за глухой кирпичной стеной, которая возвышается над густой оградой, во внутреннем дворике, стоят старые корпуса тюрьмы с многочисленными камерами, карцерами, боксами, которые никогда не пустуют…
А были времена, когда этот «комплекс» выглядел куда привлекательней. В наружном корпусе, что с широкими окнами, размещался Дворец труда. После рабочего дня в нем собирались рабочие люди городских предприятий, проводили собрания, заседания, просто отдыхали, забавлялись, смотрели концерты, кино, как в любом культурном учреждении. Здесь всегда царило веселье, играла музыка, выступали артисты, музыканты.