Многим греховодникам, покидающим стены училища и наобещавшим чуть ли не половине прелестной половины населения города золотые горы с кисельными берегами, приходилось теперь прятаться по кабакам и гостиницам. Им никак не хотелось поселяться в той скверно позолоченной клетке, которую они сами упорно строили все эти годы, и теперь старались избежать своей уасти, как только могли, и большинству это удавалось. Многие даже бросали свои вещи, которые считали не особо ценными для отвода глаз на квартирах своих бывших подружек. Вот почему я находился в весьма выгодном положении по отношению к другим, имея номер в гостинице, снятый моей матушкой.
По традиции, негласно существующей в училищной среде с незапамятных времён, после выпускных торжеств, кто как старались отметить этот праздник за уилищными стенами. Кто делал это в кругу друзей, кто с однокашниками со взвода, плохой ли, хороший ли он ни был.
Наши решили собраться всем взводом, целиком, в небольшом уютном кафе, заказаннгом заранее, за месяц до выпуска. Оно разместилось среди кварталов новостроек, в самой их глуши, в отдалённом районе, где-то в середине длиннющей Курской улицы, и было недоступно потороннему глазу.
Надо сказать, что командование училища болезненно реагировало на подобные негласные устои и всякий рпз перед очередным выпуском принимало все возможные меры, чтобы блокировать подобные заказы в предприятиях общественного питания. Поэтому заказывать приходилось задолго до того, окольными путями, под видом семейных торжеств, через знакомых и родителей. Для того, чтобы не допусстить заказов выпускниками заведений типа кафе или ресторанов, целый заместитель начальника училища объезжал заблаговременно подобные заведения и предупреждал, чтобы от нашего брата ни под каким видом заказы на день выпуска не принимались. Администраторы, как правило, слушались его, потому что правда в некотором роде была на его стороне, и, случись во время такой несанкционированной гулянки драка или побоище, училище никакой ответственности не несло и со словами: "Мы вас предупреждали!" - умывало руки. Лишь самым вёртким и хитрым удавалось найти лазейку в этой стене облавы.
В нашем взводе ещё с первого курса было решено, что праздновать выпусск будем всем взводом, и ежемесячно откладывали по рублю с носа на общую сберкнижку. Многие сначала были против, но со временем таких становилось всё меньше.
Уже за несколько месяцев до выпуска, ещё зимой, на одной из квартир уже хранилось несколько ящиков виа и водки, дюжина бутылок шампанского. Всё было готово, и только в полдень, во время торжественного обеда в училище, каждый узнал место и время сбора нашего взвода.
Некоторое время пришлось потолкаться по очередям за документами, но к восьми часам вечера, как и договаривались, все были в сборе в небольшой уютном кафе на далёкой городской окраине. Многие не видели друг друга после торжественного обеда, и только теперь могли узнать, кого куда послали и направили. Найти наше заведение, несмтря на подробные объяснения, было довольно сложно, и поэтому многие, прежде ем попасть сюда, изрядно поплутали по кварталу между новостроек. Кафе это было недавно отстроено и блистало новизной. Здесь почти никто из наших ни разу до того и не был, да мало, вообще кто знал по его существование.
Переодевшиссь в гражданку и съездив домой к Вике за остатком своих вещей, я тоже отправился туда. В кармане моего парадного кителя осталось лежат с доволльно странным аддресом: "Явиться для дальнейшего прохождения службы в г. Москва, в/ч Н-ская". Однако мне не верилось, что я останусь служить в столице. Уж слишком много раз мне обещали, что зашлют к чёрту на кулички.
Вечер в кафе прошёл довольно весело. Забылись все неприятности и обиды, которые мы доставляли друг другу во время учёбы. Поледний раз мы встречались единой дружной семьёй нашего учебного взвода, пониамя, что со многими больше не удасться свидется никогда. Спиртного было в избытки, и гуляли до поздна. Помянули и пропавшего Гришу. Кто-то предположил, что он, всё-таки, жив, хотя, определённо с ним случилось что-то странное. Меня, как его общеизвестного друга попросили произнести тост в его память. Я стушевался и сказал, чтобы это сделал кто-нибудь другой, но приятели настаивали, и тогда я сказал что-то скомканное, бессвязное, потом выпил залпом двухсотграмовый стакан водки, желая опьянеть, закусил солёным огурцом, но почему-то тут же протрезвел, так и не успев насладится опьянением, и потом, сколько ни пил, сколько не смешивл вместе вино и водку с шампанским, так и не опьянел ни на каплю до самого конца вечера.