Что-то неотвязно потянуло меня проехать до злополучного дома, из-за которого пришлось столько пережить и потерять друга. Какое-то нехорошее предувствие, словно озарение, всхлынуло во мне, и я загорелся недобрым беспокойством. Ведь я не появлялся там уже достаточно долго. Слишком много натерпелся я за это "бумажное" наследство, как снег на голову свалившееся на меня. Теперь мне не хотелоь терять его просто так. Слишком дорогой ценой я заплатил за него.
Я не был пьян, но не мог понять, что так сильно беспокоит моё подсознание. То ли крупная сделка этого Бегемота, про которую упомянули н днях в рессторане, касающаяся каких-то рукописей, то ли то, что Охромов исчез совсем не просто так, и бандиты наверняка не удовольствовались той дрянью, что мы им подсунули. Во всяком случае, мною овладела дрожь, и вскоре, возбуждённый предчувствием, я стоял уже перед хмурым зданием, пребывающим во тьме.
"Дьявол, и принесло же тебя среди ночи чёрт знает куда! - подумал я, передёрнушись всем телом от дрожи перед предстоящим неприятным проникновением внутрь этого несимпатичного и жуткого здания, полного загадок и нераскрытых тайн. - Дурная голова ногам покоя не даёт!"
Невольное, само собой выскочившее в уме упоминание Дьявола нагнало на меня ещё больше страха.
"А ведь, действительно, чёрт знает куда! - подумал я. Тело моё задрожало, как осиновый лист, но я всё же нашёл в себе силы обойти здание с левой стороны, войти в тёмный сад и попытаться отворит дверь в пристройку. - Не дрейфь! Раз уж пришёл, то надо проверить, что тут делается!"
На моё удивление дверь не поддалась мои усилиям, хотя на дворе и стояла кромешная темень. Я вернулся к главному входу и уже хотел постучаться, надеясь, что старикуслышит и откроет мне, но тут заметил, что одна из них закрыта неплотно. Я дёрнул её за ручку, и она отворилась.
Самые нехорошие мысли муравейником заворошились в моей голове. Влекомый неясным, тревожным предчувствием, я вошёл внутрь и наощупь стал пробираться по залам и коридорам здания.
Невозможно представить, как мне было страшно. Раздайся в этой кромешной тьме, ватой заткнувшей уши, хотя бы шорох или какой-нибудь звук, и я бы замертво упал на пол или под властью своего непоерного ужаса превратился бы в загнанного зверя, готового драться насмерть, равть и метать, барахтаться, пока его не прикончат.
Не помня себя пробирался я во раке, и сердце заходилось от звука собственных шагов. Я запутался в коридорах и долго блуждал наугад, иногда забывая сам, заем я здесь нахожусь. Мне то и дело казалось, что за моей спиной кто-то идёт, крадучись следом, раздаётся чьё-то тихое, придержанное, затаённое дыхание, и этот кто-то, видящий меня в кромешной, густой, как смола тьме, следит за каждым моим движением, выжидая, наверное, когда страх и отчаяние сломят меня оконательно, доведут до уммопомрачения. Поэтому я не оглядывался, чтобы он не увидел моих, полных смертельного ужаса глаз, да и я не увидел бы вдруг два его пронзительных жгуче-зелёных, горящих во тьме глаза. Страх гнал меня вперёд, в спину ссквозило могильным холодом от упорного, тяжёлого, непрестанного взгляда Короля Тьмы. Кзалось, что сзади вот-вот кто-то хлопнет иеня по плечу и положит мне на него свою смолянисто-чёрную волосатую лапу. Но сеунды тянулись, складывались в вязкие минуты, я двигался вперёд, а это всё не случалось, и тягостное ощущение не покидало мен. От этого напряжённого ожидания у меня задревенели все члены.
Наконец-то, поле длительных, мучительных скитаний, когда, казалось бы, прошла вечность, я наткнулся на какую-то дверь, напоминавшую дверцу от огромного банковского сейфа или корабельный люк в переборке между отсеками, и, повернув на нём какие-то рукояти, оказался в помещении, где была совсем другая атмосфера, пахнущая какой-то сухой подвльной пылью. Пройдя с несколько десятков метров по тёмным коридорам, галерея и лестницам, я понял, что нахожусь в пристройке-книгохранилище.
Я узнал каким-то непонтным для себя образом стены и пол этой части здания. я был у цели.
Было такое в детстве: я тонул в реке, и не потому, что плохо плавал, а из-за того, что далеко заплыл и испугался. Испугался, что сейчас сом за ногу хватанёт и потащит на дно. Начал уже захлёбываться от своей дурацкой мысли, но выплыл, и только тем, что старался не думать об этом паническом страхе, не дават ему овладет собой окончательно обручами оцепенения. Добрался до мелководья и тут расслабился, и едва коснулся ногой песчанного дна, как тут же чуть не захлебнулся от вырвавшегося на свободу ужаса....
Так вот и сейчас: едва понял, что нахожусь в знакомом месте, как обернулся к холодной темноте за спиной и заорал таким нечеловечески звериным голосом, что этого крика испугались бы, наверное, даже те, кто мог бы в эту минуту проходить по улице мимо здания. потом я бросился бежать в кромешном мраке, ничего не соображая, потеряв голову, спотыкаясь и падая, раня ладони, руки и ноги в потёмках и едва не разбившись вдребезги, слетев с какой-то переодной лестницы вниз, на бетонную площадку, поднимаясь снова и снова пускаясь наутёк, весь в холодном поту от ужаса, который я держал столько бесконечных минут в себе, и который рвался теперь наружу....