— Кто ты, Говард? — повторил я.
На какое-то мгновение его взгляд задержался на мне, затем он опустил голову, откинулся на спинку стула и, устало вздохнув, провел по подбородку.
— Мне нужно это знать, — запальчиво сказал я, когда понял, что Говард, похоже, не собирается отвечать, чтобы хоть как-то прояснить ситуацию. — Я, наверное, дурак, Говард. И ты обращался со мной так, как я того заслужил. Какой же я глупец!
— Вздор, — пробормотал Говард.
— Нет, это далеко не вздор. Доказательства были достаточно ясными. Ты помнишь нашу встречу с Лиссой?
Говард ничего не ответил, да я и не нуждался в этом. Никто не забыл этой встречи, а также тех слов, с которыми Говард обратился к колдунье, завладевшей телом Присциллы.
— «Ты совсем не изменилась с Салема», — процитировал я по памяти. — Салема, Говард. Жаль, что я не обратил на это особого внимания. Но теперь я понимаю, что ты имел в виду именно то, что сказал. Ты встречал эту женщину в Салеме — в городе, который был разрушен двести лет назад! — Неожиданно мой голос зазвенел, и я даже не заметил, что перешел на крик. Не в силах унять охватившее меня волнение, я с сарказмом спросил: — И ты всего лишь друг моего отца, не так ли? Больше ничего. Всего лишь…
— Я абсолютно обычный человек, — прервал меня Говард.
Он говорил очень спокойным тоном, лишенным каких-либо чувств, а его взгляд, как мне показалось, стал просто ледяным. Затем Говард резко встал, взял пиджак со спинки стула и засунул оба паспорта во внутренний карман. Но они, проскользнув через подкладку, снова упали на пол. Говард в гневе сжал губы, наклонился за ними и, выпрямляясь, стукнулся головой о край стола.
— Все, хватит, — сдавленно произнес он. — Когда ты пришел ко мне, Роберт, я сразу принял тебя, хотя мы раньше никогда не встречались. Я сделал это потому, что твой отец был моим другом, и даже надеялся, что однажды мы с тобой станем друзьями. — Он горько засмеялся. — Какое-то время я думал, что в твоем лице нашел своего друга Родерика. Но я, к сожалению, ошибся.
— Пожалуйста, Говард, — нетерпеливо сказал я. — Ты же прекрасно знаешь…
Но Говард в ярости взмахнул рукой и остановил меня.
— Я ничего не знаю, — произнес он, надевая пиджак. — Просто полностью разочарован в тебе, Роберт. Я думал, что выпавшие на нашу долю переживания не только сблизили нас, но и убедили тебя в моей искренности по отношению к тебе. Но все, что я вижу, — это недоверие и подозрительность.
У меня во рту появился неприятный привкус горечи. Я знал, что его слова в большей мере продиктованы гневом, и меня нисколько не удивило, что он перешел в наступление, подобно зверю, загнанному в угол и вынужденному искать пути для побега. На мой взгляд, это было совершенно нормально.
Однако в словах Говарда я услышал нечто большее: я вдруг обнаружил в них правду, которая до сих пор была скрыта от меня самого, и от этого мне было больно. Очень больно.
— Мне… очень жаль, Говард, — с горечью в голосе сказал я.
Говард улыбнулся, тонко и очень грустно. Он избегал моего взгляда.
— Мне тоже, Роберт, — тихо произнес он. — Мне тоже.
Этот дом находился в одном из районов на окраине Лондона. Несколько десятилетий назад город начал расширяться, но затем по каким-то причинам, о которых до сих пор никто ничего толком не знает, строительство прекратилось. Две-три улицы, которые составляли обедневший район, вели в никуда, так и оставшись всего лишь частью планировки, которая не была доведена до конца.
На некоторых участках уже успели вырыть погреба и заложить фундамент, но дома так и не построили. И теперь там, где должны были вырасти роскошные виллы и пятиэтажные доходные дома, зияли равномерно расположенные котлованы. Эти ямы, казавшиеся причудливыми прямоугольными кратерами, частично наполнились дождевой и грунтовыми водами, так что из них получились небольшие маслянистые озера, заросшие по краям сорняками и кустарниками.
Этот дом тоже был брошен. И хотя его успели достроить и недолгое время в нем даже жила какая-то семья, теперь он пустовал, поскольку хозяева быстро выехали. Как и большинство зданий в этом районе, он был оставлен на разрушение и медленное, но неотвратимое старение.
Несмотря на это, дом продолжал жить своей жизнью. Природа, отвоевавшая себе эти строительные участки и ямы, закрепила свою территорию мхом, лишайниками и тонкими вьющимися растениями. Стены домов покрылись плесенью. Повсюду виднелись кусты, пустившие свои цепкие корни в стыки и щели, в которые также попадали лед и вода. В результате всего этого началось медленное разрушение строений. Но прежде чем потрескавшееся здание рухнет окончательно, этот процесс наверняка продлится не одно десятилетие.