Вскоре насекомые добрались и до нас. Облако тяжело опустилось на улицу, коснулось крыш домов справа и слева от нас и разлетелось в бесшумном взрыве. Миллионы и миллионы серых телец размером с монетку в один пенни заполнили окружающее пространство подобно кружащимся хлопьям грязного снега, и мы услышали равномерное гудение, которое необъяснимым образом действовало угрожающе.
Я инстинктивно пригнулся и закрыл лицо руками, когда тысячи насекомых-убийц налетели на нас с Рольфом… Бесконечно нежные, легкие как пух крылышки касались моего затылка и голой кожи рук. Воздух стал серым от пыли, поднимавшейся с маленьких крылышек, и наполнился острым запахом, исходившим от мотыльков.
Однако смертельной боли, которой я ожидал от их прикосновения, не было. Сотни насекомых дотрагивались до меня, превращая мою одежду в живое серое покрывало, но… ничего не происходило.
Я медленно выпрямился, поднял руки к глазам и со смешанным чувством ужаса и невероятного, еще пока осторожного облегчения уставился на дрожащие тельца насекомых, облепивших мои руки. Почувствовав движение, мотыльки сразу улетели, но их место тут же заняли другие, опустившись на освободившееся пространство. Казалось, что моль утратила свою страшную способность заставлять время бежать в тысячу раз быстрее.
— Роберт!
Тревожный оклик Рольфа вернул меня в реальность. Я взмахнул руками, сгоняя моль, встал на колени и посмотрел на него. Несмотря на то что все вокруг было забито беспорядочно кружащимися насекомыми, я увидел, как он вскочил и указал вперед, в ту сторону, где исчез Говард.
В конце улицы, немного в стороне от остальных зданий, возвышался двухэтажный, наполовину разрушившийся дом. Его крыша в нескольких местах провалилась, а на участке перед домом валялись обломки и изъеденные древесным жуком балки. Сорняк и маленькие кривые деревца, выросшие на руинах, а также несметное количество насекомых, роящихся вокруг них, словно живая снежная буря, сглаживали контуры развалин и тем самым усиливали зловещее впечатление, которое этот мертвый дом, наверное, вызывал даже днем.
— А теперь быстрее! — прохрипел Рольф. — Пока он не ушел далеко!
Здоровяк проворно вскочил, схватил рюкзак, который лежал рядом с ним, и одним прыжком перемахнул через стену.
Мы побежали, даже не думая скрываться. Если бы Говард и обернулся, он вряд ли увидел бы нас за трепещущей серой массой, заполонившей всю улицу. Но Говард ни разу не обернулся; он целеустремленно шел к заброшенному дому и вскоре исчез в нем. Я не был уверен, но у меня сложилось впечатление, что, как только он вошел в дом, беспокойство насекомых усилилось. Гудение и хлопанье крылышек становились все громче, а в воздухе теперь было так много серой клубящейся пыли, что стало трудно дышать.
Рольф шел на несколько шагов впереди меня и, приблизившись к дому, прислонился к потрескавшемуся косяку двери.
— Говард… поднялся по лестнице наверх! — задыхаясь, прохрипел он. — Быстро. Я… пока осмотрюсь тут.
Я хотел было возразить, но Рольф грубо схватил меня за руку, затащил в дом и толкнул к лестнице, которая и правда вела наверх.
— Пять минут! — прокричал он. — И ни секунды больше! Помни об этом!
Я еще раз посмотрел на небо: полоска яркого дневного света стала еще шире. «Пять минут, — подумал я, — это слишком много». Но нам пришлось пойти на такой риск, чтобы дать шанс Говарду.
Пока Рольф открыл рюкзак и начал лихорадочно рыться в нем, я побежал вверх по лестнице. Сначала быстро, перепрыгивая за раз через две-три ступеньки, а затем, когда я уже поднялся на один этаж, медленнее и затаив дыхание.
Шаги Говарда я различил сразу: они раздавались прямо над моей головой. Мне показалось, что слышу и его голос, но я не был в этом уверен. Здесь, внутри дома, был отчетливо слышен звук от гудения и хлопанья многочисленных крылышек. Затем я услышал, как закрылась дверь и щелкнул замок, а потом раздался глухой грохот, как будто об пол ударили тяжелым предметом.
Нащупав рукоятку шестизарядного револьвера, который был у меня под пальто, я осторожно пошел дальше. По совету Рольфа, кроме отцовской трости, я взял еще и револьвер, хотя обычно отказывался от огнестрельного оружия. Но чувства уверенности, которое обычно давало оружие, на этот раз не было. Мои ладони стали влажными от пота.