– О. – Род хорошо знал эту субстанцию; она была разновидностью плесени, имевшей особое свойство откликаться на мысли проецирующих телепатов. Род сильно подозревал, что она внесла немалый вклад в развитие эльфов, вервольфов и других населявших грамарийский ландшафт сверхъестественных созданий. – Когда же он начал баловаться с...
Он оборвал фразу, потому что мячик в руке ребенка менялся – и Магнус в удивлении глядел на него во все глаза. Он вытянулся вверх, сплющился и уменьшился снизу, где разделился надвое на отрезок в половину своего роста, а по бокам отделились два кусочка. Верхушка сформировалась в шар поменьше, и форму фигуры начали определять вмятины и линии.
– Что он делает? – прошептала Гвен.
– Боюсь догадываться. – Но Род с болезненной уверенностью знал, чего ему предстоит увидеть.
И оказался прав, так как комок закончил свое преображение и взмахнул опасным на вид боевым топором, открывая щель рта и показывая клыки, которые сделали бы честь и саблезубому тигру. Обозначившиеся поросячьи глазки покраснели от безумной жажды крови, и он принялся неуклюже подыматься по руке Магнуса.
Ребенок пронзительно закричал и отшвырнул его от себя как можно дальше. Уродец приземлился на палубу, осев на один бок; но этот бок выпучился в прежнюю форму, когда он поднялся на ноги и заковылял по палубе, выискивая, чего бы разграбить.
Магнус уткнулся головой в грудь Гвен, воя от ужаса.
– Вот, милый, он сгинул, – заверила его она, – или сейчас же сгинет – и, сузив глаза, обратила горящий взгляд на миниатюрного монстра. Он сделал один шаг, и нога у него превратилась в мякиш.
– Этот зверочеловек, – прошептал Род, – злая пародия на неандертальца.
Еще один шаг, и модель зверочеловека снова превратилась в мяч.
– Но ведь малыш не видел никаких сражений! – запротестовал Род. – Как же он смог...
– Милорд, – процедила сквозь зубы Гвен, – мох не сохранит свой вид, если я не буду принуждать его. Другой разум борется со мной за преобразование его.
– Тогда избавься от него – побыстрее! Кто его знает, еще найдет, чего доброго, себе подобную, и пойдут размножаться естественно!
– Готово, – отрезала Гвен.
Ведьмин мох превратился в такой гладкий шар, что так и сверкал, а потом рванул с палубы и устремился далеко-далеко, направляясь к горизонту.
Гвен снова переключила внимание на Магнуса.
– Вот, детка, вот! Ты в этом не виноват; это какой-то злой и бессердечный человек так переделал твой мячик, чтобы напутать малыша! – Она подняла взгляд на Рода со смертью в глазах. – Кто мог такое натворить?
– Не знаю, но выясню. – Род и сам испытывал желание кого-то покалечить. Он быстро окинул взглядом палубу, поглядел даже на снасти, пытаясь найти кого-то смотревшего на них – но в поле зрения находилось только двое матросов, и ни тот, ни другой даже не косились в их сторону.
Но брат Чайлд все еще что-то записывал в своей книге.
Род уставился на него. Этого не могло быть. Но... Он снова подошел к брату Чайлду, ступая легко, почти на цыпочках, и, вытянув шею, глянул через плечо монаха на записываемые им слова.
– “...они были огромными, – гласила рукопись, – со свисавшими до колен руками и утиравшимися им в самые подбородки клыками. Глаза у них были безумными красными точками, подобающими более свинье, нежели человеку, и светились они на голове, подобной шару, но слишком маленькой для столь великого тела. Единственным оружием им служил огромный и смертоносный топор, и они всегда рыскали с ним, ища, кого бы убить”.
– Ты не понимаешь, чего просишь, – воскликнул Пак. – Я же всегда был создан для битвы, род Гэллоуглас! Ты хоть представляешь, какие возникают возможности поозорничать, когда люди воюют?
– Очень даже неплохо, – мрачно ответил Род, – Слушай, я знаю, как тяжело не лезть в бой – но ты должен думать о благе всего Грамария, а не только о собственных развлечениях.
– Кто сказал, будто я должен? – огрызнулся, свирепо нахмурившись, эльф.
– Я, – ответил Бром О'Берин; и Пак, бросив один лишь взгляд на чело своего государя, живо сник.
– Ну тогда, значит, должен, – вздохнул он. – Но почему непременно я? Неужели нет никаких других эльфов, способных выполнить такую простую задачу?
– Нет, – отозвался с абсолютной уверенностью Род. – Она кажется простой только тебе. Мне приходят на ум лишь несколько других эльфов, которые, возможно, сумеют с ней справиться – но ты единственный, в ком я уверен.
Пак заметно надулся от самомнения.
– Ты единственный, – еще больше поднажал Род, – у кого хватит воображения и красноречия, чтобы провернуть это дело.
– Ты сделаешь это, – строго приказал Бром, – а не то ответишь передо мной, хобгоблин, когда закончится битва.
– А, ладно, сделаю, – вздохнул Пак, но также и приосанился. – Но все равно, Чародей, не понимаю, зачем монаху нужен кто-то, рассказывающий о происходящем, когда он сможет все увидеть собственными глазами.
– Вот это-то и есть самое первое, что тебе придется устроить, не так ли? Какой-нибудь способ сделать его ослепшим на протяжении битвы. Но ничего постоянного, – поспешно добавил Род, увидев, как заблестели у Пака глаза.
– Ладно уж, – вздохнул эльф, – да будет так. Мы погрузим его во мрак только на час-другой. Но какая с того польза, если я буду рассказывать ему, что происходит?
– Но ты не станешь этого делать, – возразил Род. – Тебе надо рассказывать ему то, чего не происходит.
– Чего-чего? – уставился на него Пак. – Я правильно расслышал? Мне надо говорить: “Нет, выше голову! Дождь не льет, а луна не светит! Солдаты не жмут дружески руки зверолюдям, и не уступают ни пяди!” Что еще за глупости?
– Это не совсем то, что я хочу, – подавил улыбку Род. – Не надо так негативно, Пак. Думай об этом примерно в таком духе: “Наши храбрые, героические шеренги наступают, а смертоносная масса трусливых зверолюдей бредет, спотыкаясь, к ним со злобой в глазах! Они ловят взгляды солдат, и наши молодцы застывают, пораженные Дурным Глазом! Но ведьмы с чародеями вырывают их из-под власти, и вперед выступает Верховный Чародей, сверкающий соперник на гигантском вороном скакуне, и призывает их в атаку! Вдохновленные его доблестью, наши мужественные солдаты набираются отваги; они издают гневный крик и атакуют врага!”