Вскоре Гоцицидзе сообщил: «Волга» свернула к деревне. Еще раз тряпочкой навел блеск на сапогах, расправил складочки на гимнастерке, взял автомат на ремень и с замиранием сердца вышел встречать.
В машине был и начальник заставы.
После доклада «батя» подал руку, крепко пожал:
- Давно собирался навестить тебя, белорус, но подумал: а зачем? Ездить надо туда, где плохи дела. А на кой ляд ехать, пугать своим присутствием, где все нормально? Думаешь, не знал о твоих делах? Все знал, - улыбнулся. - Даже больше, чем ты догадываешься. Молодец! Ты полностью оправдал мое доверие. А теперь показывай, рассказывай - возможно, не все мне докладывали...
Вздохнул с облегчением, но приказал себе: рано, усмотрит что «батя» - и пошло все к черту лысому...
- Товарищ полковник, простите, но у нас такой бедлам - ремонт начали...
- И молодцы, что начали! Ремонта без бедлама не бывает. Показывай...
«Батя» без особого интереса осмотрел их ремонтные начинания, слушал пояснения вполуха чувствовалось, он обеспокоен, даже подавлен чем-то другим, более важным. Заметив на вышке Гоцицидзе, позвал:
- Спускайся сюда, кацо! - И когда тот кубарем скатился вниз, молодцевато, строевым шагом подошел и доложил, «батя» улыбнулся: - Ну, дай посмотреть на тебя вблизи, орел! Как служится?
- Отлычна, товарыш полковнык!
- А ты, сынок, только один из всех ваших двадцати выдержал испытание границей. Все твои землячки - кто в стройбате, кого комиссовали по неполноценности, а ты вот! Орел! Заместитель командира, ефрейтор, «Отличный пограничник». Как земляки встретили?- Отлы-ычна, товарыщ полковник! Адын заслужыл, адын прыэхал эфрэйтаром...
- Вот видишь! А теперь признавайся, - лукаво прищурил глаз, - сколько байстрюков здесь настрогал?
- Ныкак нэт, товарыш полковнык! - Почему? - прищурил второй глаз «батя». - С твоим кавказским темпераментом, да...
- Камандыр нэ позваляет, товарыш полковнык!
Да-а, видимо, придется накатать командира, что делает неправильно...
- Камандыр дэлает саваршэнна правилно, товарыш палковнмк!
Леша повеселил, поднял настроение «бате», однако уже чарез минуту, заметив у баньки их аппарат для перегонки воды, посмотрел недоуменно, лицо стало мрачнеть:
- Что это?!
- Питьевую воду добываем, товарищ полковник, - пояснил спокойно. - Вот сюда заливаем, выпариваем, охлаждается - и чистая, как слеза. Вот посмотрите... - подал ведро, стоящее на колодке.
«Батя» с интересом заглянул в ведро, зачерпнул кружкой, попробовал, пожелал посмотреть их колодец, постоял у кишащей головастиками ямы, обратился к капитану:
- Почему не рассказал о рацпредложении? Мы бы опыт распространили. Проблемы с питьевой водой есть на многих прожекторных станциях.
- Посчитал, что все это очень примитивно, товарищ полковник...
- Примитивно, а проблему решили. Кто придумал? Десять суток отпуска!
Узнав, что аппарат - придумка его, Бакульчика, и демобилизованного еще позапрошлой осенью Ревы, «батя» поменял свое решение:
- Отправляться в отпуск тебе, сынок, уже нет никакого смысла, скоро совсем уедешь. Документы на тебя подписаны и отправлены в институт. Капитан мне плешь проел напоминаниями. А знаешь, почему откладывал? - посмотрел озорно, изучающе.
- Никак нет, товарищ полковник. - Имел намерение приехать лично, переориентировать на военное училище. Хорошо, что не успел сбить с толку. - Помрачнел. - Несладок и ненадежен офицерский хлеб, сокращать и отправлять в запас вынуждены тридцатилетних старших лейтенантов, обремененных семьями, не имеющих ни жилья, ни гражданской специальности. Это уже трагедия - в тридцать лет начинать все с нуля, устраиваться учеником слесаря. Вот так... А подписанные документы тебе, сынок, скорее всего, и не понадобятся - пустим под сокращение в первую очередь. На протяжении месяца, думаю, все и решится. Так что: будь готов в любой момент. Обратился к капитану: - Через недельку пришлем ему замену. Не держи на заставе - пусть поотирается возле Бакульчика, поучится. А Бакульчик - готовится в свой институт, сраму не оберемся, если провалится...
- Большое спасибо, товарищ полковник, - сказал прочувствованно, сияя от радости.
- Тебе спасибо, сынок. За честную службу. Специально заглянул по пути поблагодарить и попрощаться на случай, если встретиться больше не придется. Удачи и счастья тебе, сынок! Не поминай лихом, - обнял за плечи и приказал капитану: - Поехали!
Проводил машину под козырек и дал волю чувствам. Хотелось прыгать, кричать, петь, плясать, было ощущение, что вырастают крылья...
Немного отойдя от охмелявшего душу радостного возбуждения, подумал: значит, правда грядет сокращение. Не зря ходила молва. А после напечатанного в «Правде» указа только и разговоры были о предстоящем сокращении. Поначалу утверждали, что указ имеет отношение лишь к армии, погранвойск не коснется. Потом - и погранвойска тоже подпадают. Будто бы будут укрупнять заставы, погранотряды, а их Прибалтийский округ вообще ликвидируют, присоединят к Ленинградскому. Будто в штабе уже нарезают новые фланги, застав останется наполовину меньше, их двадцать седьмая тоже идет под ликвидацию. Слухи вызывали большую тревогу у офицерского состава и огромнейшую радость у рядового и сержантского. Но когда пошло-покатилось: сокращать будут вне зависимости от срока службы, выборочно, чтобы не снижать боеспособности застав, заволновался, встревожился и рядовой, сержантский состав: где это видано, где справедливость, если под досрочную демобилизацию попадут салаги, не отслужившие и полгода, а вкалывавшие два и более года вынуждены трубить от звонка до звонка?! Слухи то утихали, то вспыхивали с новой силой, вызывая возбуждение, хотя никто ничего достоверного толком не зная. И вот «батя» сказал открыто, а он-то знает...