Он пошел вниз по улице, на перекрестке повернул налево, сбавил шаг у крохотного двухэтажного домика и, осмотрев фасад, направился во двор. Качели, песочница, плотные ряды кустарников, разломанные скамейки – все, как и раньше, – типичный облик любого двора, в том числе и того, в котором рос он. Но это не его двор, а двор той веселой девчонки, с которой столько беззаботных дней пронеслось незаметно. Бесконечные игры, забавы и шалости даже и не вообразить без нее. А в последний год перед отъездом прочная детская дружба трансформировалась во что-то иное, чему он незамедлительно дал самоуверенное определение, а потом и сам часто смеялся над этим. А вот теперь смеяться не хотелось. Хотелось лишь одного – застать ее дома и, позвав играть, говорить о новом чувстве. Но как ни грустно было ему, он не удержался от улыбки. Позвать играть. Ну надо же додуматься! Ведь в этом дворе сегодня, наверное, могли бы проказничать ее внуки, а может, и внучки, такие же прекрасные и неугомонные, как и она в свое время.
С бьющимся сердцем он пересек двор, вошел в прохладную темноту подъезда и, спотыкаясь о ступеньки, начал подниматься по лестнице. На площадке между этажами стало светлее. Свет падал через окно, утратившее, по крайней мере, половину стекол. Низко расположенный подоконник покрыт пылью, в углах окна – сети паутины с десятками высохших мух. Пожелтевший клочок газеты очутился между слоями паутины и еле виднелся.
Подметив все это, он бегом преодолел последние десять ступенек. Вот дверь направо, ее дверь. Дрожащий палец отыскал кнопку звонка. Ну!.. Тишина… Звонок не работал. Вздохнув поглубже, он осторожно постучал. Прислушался… Все так же тихо. Постучал сильнее. Дверь отворилась. Да она не заперта! Но как же... Квартира поражала пустотой. То есть в ней не было абсолютно ничего. Ни-че-го. Голые стены. Ни оброненного предмета, ни мусора на полу. Ни-че-го. Он развернулся, подбежал к двери напротив, толкнул…
Все квартиры на площадке оказались не заперты и как близнецы походили друг на друга.
Спустившись к окну, он сел на подоконник, подняв с него облако удушливой пыли. Идти куда-то еще – бессмысленно. Это он понял. Но что же случилось? Пусть он забылся и пришел в надежде найти ту, следы которой давно затерялись. Пусть. Но хоть кто-то же должен здесь жить? В полнейшем недоумении он швырнул скомканную сигаретную пачку в угол окна. Под ее тяжестью паутина провисла, и газетный обрывок высвободился из многолетнего заточения. Взяв ветхую бумажку двумя пальцами, он всматривался в выцветший шрифт. Куцые обрывки предложений: «…не удается изменить слож…», «…ция катастрофически ухудш…», «…телям категорически запрещ…» Перевернув обрывок, наткнулся на дату. Газета выпущена спустя три года после их отъезда. Что же случилось? Он вскочил. Плевать на все, нужно проехать по поселку на машине – что-нибудь разъяснится. Не может же здесь никого не быть?
Выйдя из-за угла дома, он, ошарашенный, остановился, чувствуя, как выпадает из открывшегося рта так и не зажженная сигарета. Автомобиль исчез.
Опомнившись, он подбежал ближе и принялся осматривать место, где стояла машина. Вот его следы, а по ним – отпечатки протекторов колес. Угнали… Но ведь следов обуви нет. Да, кроме его собственных никаких других и в помине нет. Вот так фокус. Он лихорадочно грыз ноготь. Что за чертовщина? Потоптавшись на месте, собрался с духом и подался на поиски.
Следы вели прямо. Он утешал себя тем, что улица не так уж длинна и скоро приведет к железнодорожному полотну, за которым начинается совершенно непроходимая для городского автомобиля местность. На ходу рассматривал старые домишки, тесно облепившие с обеих сторон улицу, вспоминая, кто где жил, и все никак не мог понять – живет ли здесь кто-нибудь сейчас. Через некоторые окна на первых этажах, ничем не завешенные, просматривалась все та же удручающая пустота квартир. Но большинство окон плотно закрыты шторами. «Спасаются от жары, – предположил он. – Найду машину – обязательно зайду в эти квартиры». Он отказывался безоговорочно доверять газетному клочку, принимая набор фраз в нем за нелепое совпадение.
Немного оставалось до конца улицы, уже показался на насыпи заброшенный вагон, когда все вокруг потемнело, как будто разом наступил вечер. Поглядев вверх, он подумал: «Гроза будет нешуточная, не зря палило целый день». Тотчас сверкнула молния и громыхнуло так, что он пригнулся и втянул голову в плечи. Потоки воды с неба обрушились вероломно, превращая дорожную пыль в пузырчатое месиво. Отпечатки протекторов растворялись на глазах. Э-э, надо бы поторопиться. И он бросился бежать по чуть виднеющимся полоскам. Достигнув насыпи (а точнее, полотна, так как насыпь за долгие годы сравнялась с уровнем улицы), он убедился, что следы автомобиля потеряны навсегда. Если бы машина никуда не сворачивала, то находилась бы в пределах видимости. Значит, свернула. Неудивительно. Он с досадой сплюнул.