Очнувшись от грустных рассуждений, он понял, что вымок до нитки, а дождь лил все сильнее. Утерев лицо рукавом рубашки, что вовсе не принесло желаемого результата, он поспешил к вагону – переждать непогоду и хорошенько обо всем поразмыслить. С трудом открыв застывшую дверь, вошел в затхлый тамбур.
Гроза давно закончилась, а он так и сидел за одним из немногих уцелевших столиков, подперев голову руками и уставившись в обшарпанную перегородку. Больше не было беспокойства, а взамен – острая-острая тоска, безжалостно пронзившая сердце и перехватившая стальной струной горло. Чувство безысходного одиночества, когда хочется выть и метаться, но не можешь пошевелиться, словно прикован к месту, и только чей-то тяжелый молот размеренно и нестерпимо орудует в голове.
Потом он заснул. Ему снился кот, навязчиво предлагавший пачку сигарет и замусоленный коробок спичек. И неизвестно, чем бы все закончилось, если бы облезлого котяру не укусила блоха, отчего тот опрометью вылетел из вагона, предварительно грохнувшись со столика, на котором сидел. Проснувшись, никакого кота он, естественно, не обнаружил. Но на столике – пачка сигарет и спички. Он готов поклясться, что их тут не было. Настало время навести в голове порядок. Что ж, ничего необычного и сверхъестественного. Угнали машину? И? Он обреченно усмехнулся. Все постепенно становилось на свои места. Возвращение в поселок детства, катастрофа, последствия которой он видел собственными глазами, обыкновенный угон машины (скорее уголовщина, чем фантастика). Ну и расшалившиеся нервы. Или… Это «или» и являлось той загвоздкой, которая мешала окончательно разложить все по полочкам.
Он думал… И странно… Вместо того чтобы перебирать кучу возможных и невозможных предположений о произошедшем, он размышлял совсем о другом. Детство, детство, детство…
Вагон качнуло и дернуло. Пейзаж за пыльным стеклом пришел в движение. Никаких сомнений – вагон покатился. И ни изумления, ни страха. Как-будто ждал. Долго-долго. И вот сбылось.
– Извините!
Он вздрогнул и обернулся.
– Извините, меня зовут Вика. А вас?
Он молчал; в груди падало, поднималось и снова падало. Он не узнал ее, но имя, ее имя, больно резануло беспомощное сердце. Вика! Нет, конечно это не она. И студеная волна глубокого разочарования накрыла его. Он уже ничего не хотел. Ни-че-го. Надо вернуться домой – плевать на машину, плевать на все эти странности. Выкинуть из памяти, как дурной сон. Он устал. Устал. Наконец-то подобрано верное слово. Устал. Этим все сказано. Надо возвращаться.
Но попробуй вернись, когда вагон несется со скоростью курьерского поезда, а незнакомая девица пялится на тебя, и ты ей явно зачем-то нужен. Да и машину он не нашел. Видимо, стоит поговорить с этой Викой: вероятно, она что-то знает. Он поглядел ей в глаза. Девушка улыбнулась и присела напротив.
– Это ваш кот? – спросил он на всякий случай.
– Наш, – прозвучал ответ.
– Не понял?
– И твой тоже, ты что, не помнишь? – Голос ее откровенно наглел. – Как тебя зовут? Ты не ответил, а я боюсь ошибиться.
– Ну, вспоминай. – Он, перейдя на «ты», едва сдерживался, чтобы не заорать на эту нахалку. «Хоть и симпатичная, но вижу ее впервые, это уж точно», – отметил про себя.
– А-а… – беспечно махнула она рукой, – все равно. – Буду звать тебя Александром, какая разница.
Он не поверил ушам: это его имя.
Стараясь не растерять остатки самообладания, спросил:
– Ты не видела моей машины? – И, помявшись, добавил: – Вика.
Она засмеялась:
– Что, испугался? Она у твоего дома.
– У моего? Где?
– Да, с памятью у тебя неважно. Ты что, не помнишь, где жил?
– Но ты откуда знаешь? – поразился он.
Она бросила на него укоризненный и, как ему показалось, очень грустный взгляд:
– Скоро приедем.
Он повернулся к окну. Действительно, как он забыл, что железная дорога делает почти правильный круг, замыкая поселок, правда, непонятно с какой целью. В детстве он частенько задавался этим вопросом.