Когда он закончил, внешне ничего вокруг не изменилось, но он знал, что момент ушёл. Теперь ему осталось только то, что накопилось за самое волшебное мгновение последних лет.
- Вы закончили? - спросил Эрнст, который за всё это время не шелохнулся, боясь переломить настрой художника.
Поначалу Воронцов не мог произнести слова. В горле у него пересохло, а челюсти отчаянно отказывались двигаться. Наконец, он справился с собой:
- Да, я закончил. Впереди ещё много работы, но это было самым важным.
- Хорошо, мы можем идти?
- Постойте, Эрнст Иоаннович, что у вас с той престарелой леди, хозяйкой вечера?
Михаил Семёнович повернулся к композитору и застал того вмиг переменившимся в самый мрачный облик.
- Она вдова и, кажется, свихнулась на старости лет, - произнёс он, убедившись, что их не подслушивают.
- Одиночество кого угодно сломит, я понимаю, но она так задерживала на вас взгляд, что становилось не по себе, - заметил художник.
- Она смотрела на меня плотоядно, Михаил Семёнович, говорите прямо. Марья Дмитриевна - весьма своеобразная особа. Она очень любит молодых мужчин. И очень пугает меня.
- Вы хотите сказать, что...
- К счастью, любит она с ними только разговаривать, но эта любовь заставляет чувствовать себя сутенёром. И это вы ещё ничего не видели. Она весьма изобретательна в способах остаться со своей жертвой наедине и как можно дольше продолжать свои игры. Поэтому сего салона я избегаю, как лепрозория.
Воронцов был поражён.
- Я благодарен вам за мужество, - сказал он без всякой иронии. - Я никогда не думал, что столкнусь с чем-то подобным воочию. Эта ситуация больше походит на...
- Забудьте. Думаю, мы оба здесь не появимся больше.
- С меня должок, мой друг. Михаил Семёнович Воронцов добро помнит.
Их прервала возня за декоративным деревом в двух шагах. Затем раздался взбудораженный голос:
- Михаил Семёнович Воронцов? Я так и знала! - произнёс голос неведомого соглядатая.
Следом из-за дерева появился силуэт дочери Марьи Дмитриевны.
- Я сразу поняла, что вы - он! - почти прокричала она. - Сейчас! Подождите! Я всех позову! Все должны с вами познакомиться! А вы! - она пригрозила композитору пальцем и опрометью побежала в дом.
- Вы даже не представляете себе, что сейчас начнётся! - воскликнул сокрушенно Эрнст.
- Отнюдь! - ответил Воронцов. - А если мы ничего не предпримем, то необходимость в представлении пропадёт - я увижу это наяву.
- Выход только один, - обречённо сказал Эрнст. - И там нам уже не пройти.
- У нас их сотня! Быстрее, к стене! - вдруг не своим голосом прокричал Михаил Семёнович; его осенило.
- Вы с ума сошли?!
- Вы никогда ниоткуда не сбегали?
- А вы?
Воронцов махнул рукой:
- Ну же! Подсадите меня, затем я вам помогу!
Они перебрались через стену, а парой мгновений позже услышали оживлённые голоса и крики, топот полусотни ног.
- Не стойте же! Бегите, Эрнст!
И они, наплевав на вежливость и приличие, бегством растворились на улицах ночного города. Мимо проносились дома, улицы летели одна за другой. Михаил Семёнович никогда так в жизни своей не бегал. Спустя добрых полчаса они были очень далеко и направлялись к нему в отель. Воронцов настоял, что должен в благодарность хотя бы напоить своего спасителя, а после вручить ему несколько подготовленных за день миниатюр. Эрнст же считал спасителем именно Воронцова. Так они, доказывая друг другу свою правоту, шли, вспотевшие, утомлённые, но счастливые благополучным завершением вечера и достойным пополнением в списке курьёзных историй.
Уже утром, когда композитор провожал Михаила Семёновича в путь, тот спросил его:
- Где вас можно будет найти?
Эрнст Иоаннович, не задумываясь, ответил: