Зайдя внутрь, Воронцов невольно изумился миру, во всём отличающемуся от уличного. Первой в глаза ему бросилась огромная люстра в самом центре зала, за нею показались ещё четыре по углам. Их электрический свет отражался в начищенном мраморе пола; белые скатерти слепили глаза. Он прошёл промеж двух алебастровых колонн. Повсюду, куда не взгляни, стояли пёстрые цветы в горшках.
Навстречу сразу выбежал намалеванный, похожий на пингвина, работник зала. Он тоже скривился, завидев кожаную куртку и сорочку без воротника, но Михаил Семёнович только усмехнулся его предвзятости. Усевшись за дальний стол, куда его опредилили, вероятно, чтобы не мозолить местной богеме глаза, он заказал бефстроганов, питья и разнообразных десертов. В ожидании заказа Воронцов ловил на себе то заинтересованные, то явно недовольные взгляды. Вторыми его то и дело кололи господа и дамы побогаче - те самые «белые воротнички». Для них он виделся ни то случайно заблудшим на этот праздник жизни, ни то совсем уж злостным нарушителем давнишнего порядка. Другое дело - юные представительницы высокого общества. Незамужние дамы и девушки почти незаметно разглядывали новую персону и тихонько о чём-то шептались. Может ли что-то ещё сильнее раззадорить тщеславие?
Через пару минут к столу подали холодные закуски в качестве комплимента от заведения. За ними вынесли пиво, холодную чистую воду и основное блюдо. Михаил Семёнович ел не спеша. Он не растягивал момент и не пытался продлить себе удовольствие, но даже самую малость не торопился. Десерты завершали круг чревоугодия. Воронцову из них приглянулись только печёные яблоки. Уж больно манящий был аромат. Остальное он попросил вернуть на кухню и угостить поваров, что было довольно рискованным шагом: те могли счесть это камнем в свой огород. Уходя, Михаил Семёнович оставил приличные чаевые.
Он направился в ближайший отель. Дорогу пришлось несколько раз спрашивать, но всё же ночлег был найден. Под яблочно-зеленым небом, в свете фонарей ехать было приятно. Там к нему отнеслись гораздо благосклоннее. Кому как не работникам отеля знать все причуды богачей? Ведь именно туда первым делом обычно заявляются с дороги. За пару лет работы можно вдоволь насмотреться на миллионеров в рваных брюках, дельцов в рабочей одежде, банкиров и фабрикантов, которых можно счесть за бедняков. А ещё именно в отелях можно видеть чудесные метаморфозы превращения ничем не примечательных постояльцев в одетых с шиком обворожительных дам и важных господ. Михаил Семёнович взял второй по стоимости номер на ночь. Первый занимала пожилая пара состоятельных паломников из Франции, уже год путешествующих по святым местам.
Воронцова сопроводили на его этаж. Минутой позже подоспели саквояжи. Закрывшись в номере на ключ, он сбросил пыльные одежды и нагишом прошёл до ванной, где оставался на протяжение нескольких часов. Там Михаил Семёнович вымывал из волос дорожную пыль, размазывал по лицу дорогие крема и просто размышлял, лёжа в горячей воде. Это одно из его любимых занятий. Так было не всегда. Просто в какой-то момент он так часто начал принимать затяжные ванны, что это вошло в привычку. Наверное, после продажи первого десятка картин. Тогда его меценатами выступали ещё только разномастные спекулянты, кровно заинтересованные в искусстве, как в источнике собственного благосостояния. Такие любят захаживать на выставки молодых творцов и, как хищные птицы, впиваться острыми когтями в мякоть «девственных» полотен. Позже в длинный список добавятся политики, банкиры, торговцы оружием, крупные промышленники, актёры и балерины. Со временем не иметь хотя бы одного творения именитого импрессиониста Воронцова станет дурным тоном в приличном обществе. Пусть раньше бывало и так, что приходилось в перерывах между работой за пару минут обходиться душем, сейчас это стало для него исключительной редкостью. Михаил Семёнович уже не мог вспомнить, когда последний раз управялся за меньшее, чем час. Только в те далёкие времена, канувшие в Бездну и кажущиеся смутным видением беспокойного сна, готовым рассыпаться в одночасье, исчезнуть из памяти навеки.
В спальне его ждала большая и мягкая, как облако в небе, кровать. Воронцов зарылся в белоснежные простыни нагишом и сладко спал всю ночь. Во сне боль в пояснице и ногах постепенно сошла на нет, а к утру от неё и следа не осталось. Ту же участь ждала усталость разума. В хорошо проветреном, прохладном помещении, где воздух пропитан комфортом и для душевного равновесия не хватает разве что приглушённого благовеста в дали, любая усталость рассеивается, как табачный дым. Как морская пена, когда волна отходит от берега или, мгновение назад ринувшись ввысь, обрушивается обратно в лоно океана.