- Но ко всему этому впридачу поразительно мягкий, но столь же цепкий взгляд. Много ли это говорит? Определённо нет. Теперь же мы добавим к этому замеченные мною постоянные характерные движения головой. Вы вслушиваетесь в каждый звук, который слышите. Во всём ищете свою мелодию и музу. Это стало для вас привычкой. Я знаю не так много композиторов, но все они чем-то похожи. А стоит услышать приятную нотку, вы сразу меняетесь в лице, хоть и пытаетесь скрыть. А также следом, пусть на мгновение но словно стремитесь надёжнее укрыть её в закромах памяти и сохранить на будущее. Этот извечный поиск творческого человека мне знаком.
- Вы правы, - произнёс после некоторого молчания господин композитор. - А вы Михаил Семёнович Воронцов.
- Так вы всё это время знали? Я должен был догадаться.
- Мы с вами повстречались года два тому назад. Должно быть, на Ривьере. Или в Ницце. Эрнст Иоаннович, - представился господин.
- Я был пьян? - спросил Воронцов, пожав его руку.
- Невообразимо пьян. И неотразим.
- Тогда всё сходится. Я редко выпиваю, но и не без причины. Вы, полагаю, уже тогда догадались.
- Конечно. Вам алкоголь, голубчик, противопоказан. Хотя здесь уже как посмотреть. Быть может, он лишь помогает вам вызволить истинного себя наружу.
- Не будем об этом. Я здесь ради поиска новых эмоций для своих работ. Вы, надеюсь, не мой поклонник?
- Нет, из импрессионизма мне приятны Моризо и Ренуар. Может быть, Мане, а с вами я, можно сказать, не знаком.
- Это к лучшему...
Воронцов ещё некоторое разговаривал с господином Эрнстом и нашёл его приятным собеседником. Вместе они договорились провести ещё один вечер в высшем обществе в обмен на обещание дать художнику пищу для творчества и размышлений. Вы будете в восторге, уверял композитор. И Михаил Семёнович поверил. Он, как всегда, решил отдаться воле случая и потому был не прочь провести время в дружеской обстановке или хотя бы близкой к ней. В особенности же его привлекла острая, как игла, беседа, после которой Воронцов был готов идти на некоторые уступки и даже отступать от намеченного плана не говорить ни с кем в ближайшие дни с начала своего путешествия.
Вечером было до странности тихо. Улицы полупустые. Фонари зажжены и их одинокий безжизненный свет молчаливо лился на мостовую.
- Что здесь стряслось? - спросил Михаил Семёнович; после завтрака он весь день провёл за работой и не выходил на улицу. - Такое запустение мне не привычно.
- Ничего, - непринуждённо ответил господин Эрнст. - Сегодня воскресенье. Люди состоятельные в салонах, на званых вечерах, в своих загородных имениях с семьями. Люди простые кто в церкви, кто ещё где, словом, кто чем занят. Признаться, я считаю такое опустошение по воскресеньям скорее локальной традицией, нежели имеющими какое-то объяснимое основание обстоятельствами. Просто в определённый момент истории так сложилось, что один день в неделю внешне и только внешне город вдруг становится безлюдным.
По просьбе композитора они по чистым и мощеным улицам пошли пешком. Сначала встретились у ресторана, где по приезде оказался Воронцов, затем направились по главной улице, подальше от шума пивных лавок и винниц, и шли вперёд, пока не оказались у ворот благоустроенного с виду особняка. На протяжение всего пути Михаила Семёновича не отпускало чувство умиротворения, которое возможно объяснить только отсутствием людей, пусть не совсем законченным. Они всё также были рядом, никуда не исчезли, просто на время укрылись от глаз. В конце концов, не считая Эрнста, Воронцов не мог остаться совершенно один, ведь и сам был частью рода человеческого.
Навстречу им сразу выдвинулись слуги и приняли, как дорогих хозяину друзей, затем сопроводили в гостевой зал, где было прилично народу.
- Вы здесь бывали? - с тревогой поинтересовался Михаил Семёнович. У него вдруг сложилось стойкое ощущение, что всё подстроено лишь бы заманить его на вечер в круг тех, от кого привычнее сбегать все дни от лета до лета кряду. От умиротворения не осталось и следа.
- Отнюдь, но всегда был ожидаем, как желанный гость. А вам не стоит волноваться, вы будете обычным посетителем, каких здесь множество, - заверил Эрнст, его голос постепенно опустился до шёпота, чтобы не вызвать лишнего внимания. - Никто и заподозрить не сумеет, вы по-настоящему скрытный гений. Признаться, нашему знакомству я обязан исключительно воле случая.
Господин композитор принялся здороваться с каждым присутсвующим в зале, продвигаясь вглубь, и Воронцов, ведомый вежливостью, последовал за ним. Он также кивал и без капли видимой небрежности пожимал протянутые руки, но в глаза старался не смотреть. Свои он прятал в пол.