— Ничего не понимаю.
— Мы записываем свидетельства людей, живших в те времена, изучением которых мы в данный момент занимаемся.
— Но как это возможно?
— Посредством восстановления развоплощенной индивидуальности.
Уэйд был ошеломлен.
— Допрашиваете покойников? — уточнил он без всякого выражения.
— Мы называем их бестелесными, — пояснил Клемолк. -- Как правило, профессор, — продолжал историк, — индивидуальность человека существует отдельно и независимо от его телесной оболочки. Мы взяли за основу эту азбучную истину и извлекли из нее пользу. Поскольку личность до бесконечности сохраняет в памяти — хотя и со все ослабевающей силой — свою физическую форму и особенности внешности, сложность состоит только в том, чтобы наполнить эту память органическими и неорганическими составляющими.
— Но это просто невероятно, — произнес Уэйд. — В Форте, так называется колледж, в котором я преподаю, мы занимаемся физическими исследованиями. Но даже близко не подошли к такому.
Он внезапно побледнел.
— Так зачем я здесь?
— В вашем случае, — сказал Клемолк, — нам не пришлось тратить силы на восстановление давно развоплощенной индивидуальности из вашего временного периода. Вы сами добрались до нашей эпохи в своей кабине.
Уэйд сжал трясущиеся руки и испустил долгий вздох.
— Все это невероятно интересно, — произнес он, — однако я не смогу задержаться надолго. Так что спрашивайте, что вы хотите узнать.
Клемолк достал свою панель управления и нажал кнопку.
— Теперь ваш голос будет записываться, — пояснил он.
Он откинулся назад и сложил бескровные руки на коленях.
— Ваша правительственная система, — произнес он. — Давайте начнем с этого.
— Да, — подтвердил Клемолк, — все это идеально соответствует тому, что мы уже знаем.
— Что ж, могу я взглянуть на свою кабину? — поинтересовался Уэйд.
Клемолк смотрел на него, не моргая. Неподвижность его черт начинала действовать Уэйду на нервы.
— Полагаю, взглянуть вы можете, — ответил Клемолк, поднимаясь со стула.
Уэйд встал и прошел за историком через дверь в длинный, точно так же тускло светящийся коридор.
«Взглянуть вы можете».
Лоб Уэйда избороздили озабоченные морщины. К чему выделять слово «взглянуть», как если бы все, что ему позволят сделать, это посмотреть на кабину?
Клемолк вроде бы не замечал беспокойства Уэйда.
— Как ученого, — продолжал он разговор, — вас могут заинтересовать особенности процесса восстановления. Каждая деталь определяется четко. Единственная трудность, с которой пока еще не справляются наши ученые, это сила памяти и ее воздействие на восстановленное тело, Дело в том, что чем слабее память, тем скорее развоплощается тело.
Уэйд не слушал. Он думал о своей жене.
— Понимаете, — все продолжал Клемолк, — хотя, как я сказал, эти развоплощенные индивидуальности восстанавливаются в виде остаточного отпечатка, включающего в себя все особенности личности до последней детали, в том числе одежду и личные вещи, их существование с каждым новым воплощением длится все меньше и меньше. Период времени варьируется. Восстановленная индивидуальность, скажем, из вашего времени просуществует примерно три четверти часа.
Историк остановился и указал Уэйду на дверь, открывшуюся в стене коридора.
— Сюда, — сказал он, — до лаборатории мы поедем на метро.
Они вошли в узкую, тускло освещенную кабину. Клемолк указал Уэйду на скамью у стены.
Дверь, быстро скользнув, закрылась, и воздух наполнился гудением. У Уэйда сразу возникло ощущение, что он снова находится в кабине для перемещения во времени. Он ощутил боль, сокрушительный вес давления, бессловесный ужас всплыл в памяти.
— Мэри.
Его губы беззвучно повторяли ее имя.
Его кабина стояла на широкой металлической платформе. Три человека, внешне похожие на Клемолка, изучали ее поверхность.
Уэйд шагнул на платформу и приложил ладони к гладкому металлу. Ощутить его было утешением. Он был осязаемой связью с прошлым и с женой.
Затем его лицо приняло сосредоточенное выражение. Кто-то запер дверь. Он нахмурился. Открывать дверь снаружи было трудно и долго.
Один из студентов заговорил:
— Откроете сами? Нам не хотелось бы ее резать.
Судорога страха прошла по телу Уэйда. Если они разрежут кабину, он застрянет здесь надолго.
— Я открою, — сказал он. — Мне все равно уже пора отправляться обратно.