— Это все от разбитого сердца, — сказала мама однажды.
— Теперь, когда отца не стало, никто бы не противился их браку, — продолжала мисс Люси.
— Так что же они не поженятся? — сказала мама, разом отметая все свои предрассудки.
— Поздно, слишком поздно, — вздохнула мисс Люси и добавила, что сестра все никак не выбросит бывшего жениха из головы, часами сидит в столовой, глядя на фотографии, сделанные в день помолвки, и пользуется любым случаем, чтобы упомянуть его имя.
Однажды вечером новый викарий обнаружил мисс Эми пьяной под велосипедом около зеленой изгороди. К тому времени у нее на год отобрали водительские права. Викарий помог ей подняться и довез до дому на своей машине. На следующий день он зашел снова, чтобы отдать ей брошь, которую нашел под кустом фуксий, где накануне вечером застрял ее велосипед. Более того, оказалось, что он отдал велосипед в ремонт. Этот добрый жест совершил чудеса. Викария попросили остаться на чашку чая, а потом пригласили в гости в воскресенье. Под его влиянием, а может в результате его тайных молитв, мисс Эми стала меньше пить. Ко всеобщему удивлению, викарий ездил к Коннорам почти каждое воскресенье и играл в бридж с барышнями и Жеребцом. Мы и оглянуться не успели, как мисс Эми вдруг преисполнилась энергией и трудолюбием. Заброшенный сад ожил и посветлел; цветочные луковицы мисс Эми покупала в скобяной лавке, вместо того чтобы посылать за ними в питомник, как это делала раньше. Все отмечали перемены в ее поведении. Она обменивалась с моей матерью рецептами яблочного желе и лимонного крема, а перед моим отъездом в пансион подарила мне томик басен Эзопа в твердом переплете. Шрифт был такой мелкий, что книгу невозможно было прочитать, но ведь важен не подарок, а внимание. Она вручила мне эту книгу в поле и спросила, не хочу ли я сходить с ней за цветами. Мы отправились на болото за желтыми ирисами. День был душный, в воздухе роилась мошкара, на поверхности темной воды тучами сидели комары. Прижав букетик ирисов к груди, она сказала, что пошлет их одному человеку, очень ей близкому.
— А они не завянут? — спросила я, хотя на самом деле хотела узнать, кому они предназначены.
— Не завянут, если обложить влажным мхом, — сказала мисс Эми. Я видела, что мысль о том, как она будет отправлять свой подарок, доставляет ей радость, хотя кому он предназначался, она так и не сказала. Она спросила, влюблялась ли я и есть ли у меня «дружок». Я сказала, что мне когда-то нравился один актер, который приезжал в деревню с бродячей труппой, и что у меня хранится его автограф.
— Мечты! — сказала она. — Мечты! — И стала с силой хлестать мошкару, взмахивая букетом как битой. В сентябре я уехала в школу. Там я поочередно увлекалась подружками и учительницами-монашками, и со временем лица людей из нашего прихода, даже лица барышень Коннор стерлись из моей памяти. Я перестала видеть их во сне и уже не мечтала о том, что они возьмут меня кататься на велосипеде или позовут в гости. Позже, уже учась в Дублинском университете, я случайно узнала, что мисс Эми работает в салоне красоты в Стивенз Грин, сильно пьет и играет в гольф. Но к тому времени рассказы о том, как она ковыляет на высоких каблуках, надевает разные чулки, по-идиотски улыбается и, сколько ни пытается, никак не может выразить свою мысль, перестали меня трогать.
Без ведома родителей и, пожалуй, чересчур поспешно я обручилась с человеком, не придерживавшимся нашей веры. Не вняв угрозам родных порвать со мной отношения, я вышла за него замуж, чем навлекла на себя, точно так же, как мисс Эми в свое время, гнев родителей и родственников, с той только разницей, что я была слишком далеко, чтобы удар обрушился на меня непосредственно. Доходили лишь письма, отвратительные, с подписями и без подписей. Мать письменно поклялась, что мы никогда больше не увидимся, во всяком случае, на этом свете. Мы действительно долго не виделись. Мой сынишка уже подрос, когда, сменив гнев на милость, родители вдруг пригласили нас погостить. Мы выехали ветреным осенним днем. По дороге я читала сказки, не столько чтобы успокоить сына, сколько чтобы отвлечься самой. Внутри у меня все дрожало. Небо набухло, и редкие бледно-зеленые пятна зияли на нем как провалы. Мне не забыть подавленности и замешательства, которые я испытала, когда муж остановил машину и я увидала большой мрачный дом из тесаного камня и чертополох в палисаднике. Ветер бешено раскачивал кусты, трепал уцелевшие на нем колючки и листья, а опавшие вздымал и вновь раскидывал. Я представила мужа родителям и велела сыну, тайно гордясь им, поздороваться с бабушкой и дедушкой за руку. Они стали восхищаться его золотыми кудряшками, но он, не слушая их, вырвался и побежал обниматься с овчарками. С ним, подумала я, здесь будет не так тягостно.