– Так кто ж вы все-таки таковы? – хозяин тем временем продолжает вежливый допрос. – И сколько вас на мою голову прискакало?
– Нас около двадцати человек, и прискакали мы не к вам, повторюсь, идем на восток, к своим. Но есть одна закавыка, – захожу сразу со всех козырей, и будь что будет. – Раненый у нас… В ногу… Тяжелый… На носилках несем… Вы, как я понимаю, к медицине имеете непосредственное отношение, может быть, поможете?..
– А какой мне прок от этого? – Старик не перестает насмешливо смотреть на нас. – Впрочем… Если Рыську угостите и он вас признает, то помогу.
Семен медленно, явно превозмогая себя, двигается вперед и так же медленно протягивает лесному кошаку кусок галеты, вынутый из кармана. Зверь аккуратно обнюхивает подношение и берет с ладони сухарик. Сибиряк облегченно вздыхает. Теперь моя очередь. В карманах ничего нет, но решение приходит по наитию. Сажусь на корточки перед рысью. Протягиваю ему руку с открытой ладонью и, напрягая волю изо всех сил, мысленно произношу фразу Маугли из Киплинга: «Мы с тобой одной крови. Ты и я…» Кот втягивает в себя воздух, обнюхивая руку, потом смотрит мне в глаза почти осмысленным взглядом… и, сделав шаг вперед, трется мордой о мое колено.
– Вот так дела! – в голосе старика слышится неподдельное удивление. – Двоих… Нет, теперича троих Рыська за близких до сих пор признавал окромя меня!.. Славные гости к моему очагу пришли сегодня!.. Ну, что ж, посылай за своими, слово дадено, нарушить невозможно…
Когда Семен привел остальных, я уже успел вкратце, обходя, насколько возможно, специфику нашей деятельности, рассказать Мартьянычу про наши приключения. С появлением раненого он сразу скомкал разговор и занялся Синельниковым. Матвея и Анну единственных пустил в избу, остальным командным тоном предложил располагаться в просторном сеннике, что отнюдь не вызвало никаких возражений. На мой вопрос, где можно выставить посты, лишь усмехнулся и заявил, что это – лишнее. Мол, никто не сможет сравниться с Рыськой и его семьей. Пришлось поверить ему на слово, тем более что произнесено это было ТАКИМ тоном, что проверять желания почему-то не возникло. Во избежание лишних небоевых потерь. Хотя спустя какое-то время, пользуясь тем, что старик Мартьяныч занялся вместе с медсестренкой раненым, попробовал пройти обратно до болота. Но на полпути был остановлен вышеупомянутым кошаком, который, как чертик из табакерки, возник на тропе совершенно беззвучно и внезапно. На старый трюк с протягиванием ладони он отреагировал своеобразно. Все, как в первый раз, шаг вперед, но вместо того, чтобы потереться о колено, ткнул головой в живот, и только вбитые тренировками рефлексы превратили плюханье на жо… в кувырок назад. Оценив мои акробатические способности, это чудо природы мяукнуло с интонацией типа: «Хорош дурью маяться. Иди – отдыхай» и в одно мгновение исчезло в кустах. М-да, уходить отсюда против воли хозяина, кажется, будет очень трудно. И дай бог, чтобы не пришлось этого делать…
Возвращаюсь обратно, бойцы уже вовсю кашеварят под навесом, где возле миниатюрной, максимум на двух-трех человек, бани сложена такая же маленькая печка-очаг, типа – летняя кухня. В котле булькает-варится немецкая тушенка, к которой хозяин добавил «с барского плеча» пару-тройку стаканов перловой крупы, луковицу и лукошко грибов, которые чуть ли не моментально были очищены и присоединены к остальным продуктам. В итоге получилась вкуснейшая похлебка, которую разлили по котелкам и ели прямо там же, возле очажка, усевшись в кружок. Дед к тому времени освободился и подсел к остальной компании. Я заметил, что когда хозяин «снял пробу», в смысле, первый зачерпнул деревянной ложкой ароматный супчик и спокойно отправил все в рот, Семен окончательно расслабился. Да оно и понятно. Обычай, не менее древний, чем человечество: человека, с которым ел за одним столом, нельзя убивать, грабить, обворовывать, обманывать. Понятное дело, что со временем люди цивилизовались, то есть научились делать всяческие пакости ближнему своему, прикрываясь при этом общечеловеческими ценностями, благими намерениями и прочей лабудой и невзирая на древние обычаи. Но в затерянных медвежьих углах их всё еще свято соблюдали – и в начале «просвещенного» двадцатого века, и в мое время, в смысле, в далеком будущем.
Как-то местные мужики-сверхсрочники там, в Колдино, после надцатой рюмки рассказывали, что у болота, где деревня «Не помню названия» из поколения в поколение собирала клюкву, объявился хозяин. Предприниматель из Новосиба, купивший у местных властей право на беспредел. После того, как деревенские отказались собирать для него ягоду, притащил каких-то бомжей, которые «газонокосилками» с приводом от бензопил срезали все. И ягоду, и листики, и веточки. Уничтожил клюквенную плантацию за три дня. Ягоду отправил в Москву, бабок на этом наварил, говорили, немеряно. Только вот через пару месяцев нашли его прибитым к стене собственного дома-особняка, и рот был набит этой самой клюквой. И, что характерно, виновных не нашли. Помимо пары тех же бомжей, которые в чем-то там признались с единственной целью – провести время с сентября по апрель в теплом месте и на казенных харчах…