— Понимаю, — многозначительно улыбнулся монарх, косясь за спину Наташи в сторону двери.
Предложив фавориту кубок и стукнувшись с ним, сделал несколько глотков.
Герард, глядя на девушку, приподнял «бокал» в её честь:
— За вашу прелестную гостью, ваше величество, — осушил до дна, мрачнея.
Пфальцграфиню снова била мелкая дрожь.
— Gad! — шикнула она чуть слышно.
Выпитое вино не помогало. Мышцы сковало льдом. Кровь отхлынула от лица. Сколько ей ещё предстоит здесь пробыть? Смыться не удалось и теперь придётся терпеть адовы муки до тех пор, пока королю не вздумается уйти на отдых. Выглядел он хоть и бодро, но усталые морщинки, залёгшие у глаз и прорезавшие лоб, говорили об обратном. Наташа знала, что его отец серьёзно болен, поэтому празднество — как она слышала — было скромным. Его размах в этот раз гораздо меньше привычного: ни менестрелей, ни скоморохов, ни театра, ни многодневных народных гуляний, ни вина, льющегося рекой.
Она очнулась, услышав, что Генрих, желая продолжить игру, приглашает кого-то из своей свиты. Господи, она не ослышалась?!
— Шамси, позволь тебе представить…
Пфальцграфиня подняла глаза на крепкую высокую фигуру в тёмно-сером одеянии. Сморгнула, не веря, уставившись в бронзовое лицо королевского дознавателя. А ведь она его уже стёрла из памяти. Он тогда обобрал и бросил её в таверне, лишив поддержки и помощи!
— Мы знакомы, — раздался его тихий бархатный баритон, и обаятельная улыбка скользнула по полным губам.
— Шамси Лемма, — пролепетала она, выдёргивая ладонь из его руки.
— Странно, — произнёс Генрих, хмурясь. — Все знакомы с пфальцграфиней, а я нет.
— Ваше величество, Вэлэри фон Россен не от мира сего. — Щека его дёрнулась. — Много путешествует… Ведёт замкнутый образ жизни…
Наташа всматривалась в лицо гехаймрата. Те же крупные с прищуром глаза-колодцы, отчётливый контур губ, гладкая кожа. Изменилась форма бородки и усы стали короче. Шейный платок. Та же золотая цепь с отличительным знаком. Похудел немного, но, как всегда, подтянут. Вот взгляд стал другим — глубоким и трагичным. Взгляд отца, потерявшего своего ребёнка. Её снова закружило вихрем воспоминаний. Его сын был болен. «Наки умер», — дыхание смерти ледяной позёмкой коснулось горячих щёк.
Генрих указал тайному советнику на стул напротив:
— Не хочешь сыграть?
— Пожалуй.
— Ваше величество, — набралась смелости Наташа, — позвольте мне уйти… Пожалуйста.
Карету тряхнуло, и она остановилась. Приехали.
— Ты преуспела. Завела столько нужных знакомств. — Голос Ретинды прозвучал слегка ядовито.
Наташа вздохнула, опуская шкатулку на колени. Пусть поехидничает. Придёт время и бабулька со своим внуком ответит за всё.
— Жду тебя завтра у себя.
— Завтра не смогу, — парировала девушка. И послезавтра, и… всегда.
— Куда-то едешь?
— Нет, накопилось много дел.
— Ты знакома с королевским дознавателем.
Витолд доложил? Она не думала, что знакомство с Леммой произведёт на мошенников более сильное впечатление, чем шефство над ней Генриха. Насторожились, сволочи?
— После смерти отца гехаймрат приезжал в поместье.
Послышались едва уловимые слова молитвы и в темноте влажно заблестели глаза женщины.
— Была в этом необходимость?
— Была, — пресекла дальнейшие расспросы Наташа.
Глава 33
И снова она не успела выпрыгнуть из кареты, как была подхвачена Витолдом. Только сейчас её полёт замедлился и она, прижатая к груди мужчины, медленно опустилась на ноги, успев почувствовать, как он коснулся губами её макушки.
Проводив до крыльца и метнув взор на шкатулку в руках пфальцграфини, без тени улыбки сказал:
— Сегодня вы были восхитительны.
Наташа вздохнула. Знала она, откуда растут ноги его любезности. Вот окрутит её, женится, а потом… — она поёжилась — не станет ли это её смертным приговором? Но руку, которую с показной нежностью лобызал пфальцграф, вырывать не стала. Пусть думает, что процесс обольщения — согласно его плану — проходит успешно.
— Спокойной ночи, Вэлэри. Я навещу вас завтра.
— Я намереваюсь проспать до обеда, — предупредила она, зная его привычку наносить ранние визиты. А там он уйдёт на службу и забудет об обещании.
В комнате горела свеча, а на ложе, укутавшись в шаль и свернувшись калачиком, спала Хельга.
Пфальцграфиня, пошатываясь от усталости, скидывая полусапожки и стаскивая платье, старалась двигаться бесшумно. Направившись к столу, на ходу снимая кольцо и обруч, зацепила стул.