Поняв, что окончательно запуталась и вновь начинает искать и придумывать оправдания Норлану, Къяра раздраженно хмыкнула, потом возведя глаза к потолку несколько раз глубоко вздохнула, обуздывая чувства и мысли, после чего абсолютно спокойным голосом произнесла:
– Линда, я тебя не гоню, я не для этого тебя у отца забирала, так что успокойся и прекращай рыдать. И на будущее учти: твои вопли меня раздражают до крайности, и если услышу их еще раз, сама посажу тебя в тот подвал, откуда забрала. Ясно?
– Я уже не рыдаю, – Линда подняла на нее мокрые от слез глаза и в испуге прижала руки к губам, страшась невольно всхлипнуть. – И больше не буду… обещаю, только не сердись, – в ее глазах плескался откровенный страх.
– Я не сержусь, но хочу проверить, насколько ты мне покорна. Поэтому марш в свои комнаты и пока не позову из них не выходить! Поняла? – безапелляционным тоном скомандовала Къяра и дождавшись, чтобы покорно прошептавшая: «Да, госпожа» Линда вышла, облегченно вздохнула. Потом постояла немного в раздумье и, решительно тряхнув головой, вновь отправилась в апартаменты отца.
– Что-то не так? Тебя разочаровала твоя любовница? – иронично осведомился он, увидев ее на пороге.
Небрежным жестом швырнув магический занавес по периметру, Къяра уперлась в него испытующим взглядом:
– Я была садисткой, да?
– Что ты подразумеваешь под этим термином? – нахмурился он.
– То, что мне доставляло удовольствие мучить других.
– Никогда не замечал за тобой такого, скорее наоборот. Ты крайне отрицательно относилась к немотивированной жестокости. Даже меня упрекала в излишней суровости.
– Тогда почему меня так боятся в Империи?
– Потому что ты всегда поддерживала имидж суровой и беспощадной к врагам Империи правительницы. Это помогает удерживать порядок. Однако это не мешало тебе порой проявлять снисходительность. Правда, благодаря моим наставлениям, делала ты это не особенно нарочито.
– Тогда я ничего не понимаю… – она в раздражении помотала головой.
– Объясни что случилось.
– Похоже, моя любовница – мазохистка, и сдается мне, такой ее сделала именно я.
– Радость моя, с чего ты взяла, что это ты сделала ее такой? Скорее всего, это именно ей нравилось, а ты просто пошла навстречу ее извращенным желаниям. И не более того.
– Ты считаешь, кому-то такое может нравиться по своей натуре?
– Конечно. Тем же киритам. Им ты тоже демонстрировала беспощадность и жестокость лишь потому что покориться другой они наверняка бы посчитали позором.
– Надо же… Как много интересного я о себе узнаю. Значит, я демонстрировала жестокость целому народу, при этом ты считаешь, что лишь из-за того, что другое они посчитали бы позором? Отец, ты явно выгораживаешь меня, потому что я твоя дочь и тебе не хотелось видеть мои недостатки.
– Да какие это недостатки? Для правителя это наоборот достоинство – демонстрировать свою силу и могущество, – усмехнулся Маграт.
– Так вот в чем дело, – она скривилась. – Тебе это нравилось во мне, и ты не считал это пороком…
– Къяра, прекрати! Ну вот чего ты добиваешься? Хочешь убедить и меня, и себя в том, что была жестока оттого, что это доставляло тебе удовольствие? Да даже если это и было, то какая сейчас тебе от того печаль? То что перестала его получать или что? Что ты постоянно цепляешься за прошлое? Живи так, как хочешь сейчас, и перестань на него оглядываться!
– Да не могу! Я запуталась! Я сама не понимаю, какой я была и какая сейчас! Ты понимаешь, каково это ощущать, что у собственной любовницы глаза на лоб лезут от того, что просто выказала ей ласку, и она начинает умолять наказать ее? Значит, кем я была? Монстром, которого боятся больше смерти? Да? Как я добилась такого ее повиновения и преданности?
– Да плюнь ты на ее реакцию, поступай, как хочется самой, и не заморачивайся по ерунде. Девчонка вообще после столь длительного заточения могла умом тронуться, а ты так реагируешь на это.
– Значит, чужие чувства – ерунда и заморачиваться ими не стоит. Так?