— Поделись.
Сенсома промолчал, приняв трубку из рук друга, и глубоко затянулся. Он не курил. Почти. Но сейчас у него было желание не только вдосталь отравить себя табаком, но и напиться к Биджу. Однако же, он понимал, что ему этого не позволено.
Проблема, вставшая перед ним, да и перед всей Страной Огня, оказалась велика. Сенсома действительно может победить любого противника в противостоянии. Но лишь в открытом противостоянии. Один на один, или же даже против целой армии — Математик Боя не проигрывает битв.
Но битва с контролером не похожа на остальные. Это битва разумов. Битва хитрости. Шоураю нужна вся его хитрость, чтобы придумать, как одолеть величайшего шиноби в мире. Вся и даже больше, потому что одной хитростью Сенсому уже не взять. А самому Сенсоме нужна вся его хитрость, для того, чтобы поймать Шоурая. Узнать хоть что-нибудь о нем такое, что может сильно повлиять на его планы.
Да даже просто найти его армию марионеток, если таковая есть — сойдет. Без армии контролер будет слаб.
А потому — придется искать…
— Первым делом, — все же произнес Сенсома, обдумав все. — Я посещу Иорф.
Майко шагнула вперед, прячась в тенях. Она знала, что зря опасается. Шиноби такого уровня не охраняют АНБУ или кто-либо еще. Если говорить начистоту, шиноби такого уровня вообще нет смысла охранять. Их либо убивают, либо доверяют.
Но Инузука все равно кралась, потому что перестраховывалась. Потому что была не уверена в себе. И, Биджу тебя задери, она просто боялась!
Боялась, что он ее услышит. И не зря боялась.
— Так и знал, — произнес Орочимару еще до того, как жена показалась по ту сторону решетки. — Ты бы ни в одном из миров не усидела бы на месте.
Майко поморщилась, причем совершенно для себя необычно — по-девичьи, будто бы была готова вот-вот разрыдаться. О, она бы никогда не позволила свому лицу так выглядеть, если бы знала, что ее хоть кто-нибудь может увидеть. Но здесь и сейчас она могла дать волю чувствам, потому что супруг ее точно не видел.
Орочимару сидел в самом углу темной камеры, с головы до ног укутанный в серый бесформенный балахон, испещренный рисунками фуиндзюцу. На его глазах находилась черная повязка с такими же рисунками. Майко знала, что подобные каракули есть даже на его голой коже, как татуировки — сам Узукаге лично наложил эти печати на бывшего ученика.
И поблажек он не делал.
— Т-ты… — все же собралась с мыслями женщина. — Идиот?
— Вообще-то нет, — усмехнулся Орочимару, повернув повязку на ее голос. — Но, наверное, похож. Признаю. Спрашивай.
— Уже спросила, — рыкнула Майко, хватая прутья решетки. — И ты ответил как-то вяло! Скажи мне, что ты за придурок, раз дал сделать… все это! Ты что, совсем тупой?!
— Ты же не это хочешь спросить, — в тоне мужа появились укоризненные нотки. — Ты хотела узнать, не являюсь ли я Шоураем.
Майко замолчала. Вернее, смолчала, потому что она была готова к фразе мужа. И знала, что он готов к ее.
— Я не Контролер, — выдохнул Ясягоро, убедившись, что его слушают. — И я сижу здесь только по одной причине — не хочу рушить Коноху.
— В смысле?
— Очевидно. Я под подозрением. Даже если все, что случилось на крыше резиденции, не имеет к настоящему Шоураю отношения, я все равно под подозрением. А если имеет — того хуже. Чего он хотел? Забрать титул Хокаге? Думаешь, это был Дан? А я вот нет. И я не согласен с Сенсомой-сама — контролер мог быть ни при чем.
— Дан же…
— Не сделал ничего, что было бы нелогичным, — Орочимару сокрушенно покачал головой. — Все, что он сказал — факты. Ни он, ни Цунаде не вели себя как-то… странно. И нет — это не то самое доверие, о котором мы говорили с сенсеем. Это недоверие. Я не верю, что все вот так… глупо. Это едва ли Като. Уж скорее это Данзо. И не перебивай. Как я и сказал, я вообще думаю, что Шоурая там не было. Но он явно попробует извлечь пользу из произошедшего, как бы то ни было. И самая большая польза — убить меня, пока мои позиции ослаблены. Или ослабить их совсем уж чудовищно.
— И здесь это сделать, — выдохнула Майко.
— Труднее всего, — ровно ответил ей Ясягоро. — Потому что здесь нет сенсея.
Неожиданно, он спокойно встал и подошел к решетке. Балахон послушно расступился, пропуская его худую бледную руку, которой мужчина погладил ошеломленную жену по щеке.