Сенсома покорно отскочил, гася инерцию удара и приземляясь на песок. Окинул взглядом окрестности, но не узнал их, что утвердило его в мысли, что телепорт Орочимару выкинул их в совсем уж безлюдные земли и отдаленную от мира глухомань.
В это время Шиццу уверенно шагнул в сторону Майко, намереваясь схватиться с противницей отца. Свои марионетки он прихватить не успел, но у него все еще оставалось собственное тело. Чие же, наоборот, сделала шаг назад, но лишь для того, чтобы распаковать всегда таскаемые с собой «куклы» с удобной дистанции.
И тогда Какузу начал действовать.
Его первый удар Шиццу заблокировал, но тут же пропустил второй, не ожидав, что однорукий противник атакует справа. А Какузу атаковал, так как его нити уже успели крепко-накрепко пришить утраченную конечность. Впрочем, такого мастера, как Шиццу Акасуна, нелегко было потрясти всего одной успешной атакой. Он отшатнулся от удара и мгновенно упал на песок, чтобы оттуда, уперевшись руками, начать серию атак ногами.
Угрожающе защелкали марионетки Чие и бросились наперерез ушедшему в оборону Какузу, но на половине пути столкнулись с одной единственной «куклой» Сасори.
— Эбизо! — рвано выдохнула Чие.
— Да, — холодно ответил внук. — Дедушка. И не смотри на меня так — я дал ему вечность. Вечность, вместо тягучих лет мучений и недееспособности.
— Ты убил собственного предка и превратил его в это! — взбеленилась пожилая куноичи. — Как ты…
— Побереги слова, старуха, — резко оборвал ее Сасори. — Он ушел мирно. А вот что будет с вами — тайна!
Сенсома посмотрел, как его сын сражается с нукенином, а женщина, к которой он когда-то испытывал чувства, противостоит его внуку. На миг ему показалось, что все это — неправильно, сумасшедше и глупо, а потом…
А потом он осознал, что такова его жизнь.
— Новый раунд, — произнес он медленно, мерно ступая по песку к бывшей ученице. — Позабавь меня, Майко.
Рыкнув вновь в форме зверо-человека, женщина смазалась, ускоряясь вместе с нинкеном, и бросилась вперед. Они были быстры, этот дуэт. Сильнейшие Инузука поколения и величайшие шиноби-штурмовики во всей Третьей Мировой Войне. Лишь Каге и выше могли противостоять их натиску.
Сенсома принял первый удар на блок ладонью, а второй парировал коленом. Он не спешил и двигался медленно, будто заторможенно или нехотя. Будто бы ему было лень, словно он спал.
Он издевался над предательницей, и та атаковала все яростнее.
Но эта ярость была не простой. Он сам научил ее. Давно, когда она была еще лишь маленькой куноичи — генином, толком не умеющим складывать печати и правильно атаковать. Уже тогда она была взрывной и резкой, и великий Директор Академии понял, что ее пыл не унять. Тогда-то он и научил ее черпать силу в ярости.
Ярость берсерка Майко стала ее основным козырем. Силой, которую она постоянно использовала в бою. Распаляясь, она била лишь точнее, продумывала комбинации дальше и двигалась быстрее. Не потому, что эта ярость была холодной, нет. При желании, эта ярость могла спалить весь мир. Но сейчас Майко направила ее не на мир, а на одной простое действо. Самое легкое и, в тот же миг, сложнейшее из всех.
Победить! Победить в бою! Победить так, как ее учили!
Потому что ее учил побеждать величайший победитель в мире.
Острые когти резанули по спине, раздирая плащ и разрывая кожу и плоть. Сенсома не удивился. Его пассивная защита, позволяющая ему блокировать выпады мечей животом, не могла сравниться с силой атаки его ученицы. Конечно, Майко била куда смертоноснее любого из Мечников Тумана и двигалась искуснее большинства величайших мастеров мира.
Кожа на щеке разошлась, выпуская в мир кровь Бога Шиноби. Его очки сверкнули на солнце.
А после Майко отлетела прочь.
Сенсома ударил ее правым, свободным, кулаком, так, что ее отшвырнуло, покатило и понесло по ставшему наждачкой песку. Левая рука Сенсомы сжимала меч с того самого момента, как он лишил им Какузу руки. И сейчас этот меч оказался в плече у зверо-клона Каамару, беспомощно рычащего, несомого на весу.
Майко выплюнула песок изо рта, села и беспомощно распахнула глаза, увидев, как страдает ее нинкен.
— Ты вкладываешься в каждый удар, Майко, — произнес Сенсома, прожигая своим золотым взглядом ее душу и, одновременно, проворачивая в зверо-клоне клинок. — Но ты бьешь так, чтобы повредить. Почему ты не встаешь, девочка? Потому что не можешь. Потому что я ударил тебя так, чтобы убить.